Я [презираю] аристо
Шрифт:
— Тут что, внутри всё стерильно, что ли?
— Здесь и в приёмной — нет. Но там, где всякие редкие книжки хранятся, я слышала, что есть комнаты, куда без специального костюма заходить нельзя.
— А как же тогда тут на хеловин полагалось гербовник искать, если всё так строго? Сюда даже Ежика полы мыть пустили…
— А как раз для этого подсказки и были нужны. Код от вот этого замка и место, где в приёмной книжка спрятана. А в само хранилище только Библиотекарь может войти. Ну или Ректор ещё, не знаю… — Таисья отвлеклась и снова задёргала ноздрями, оглядываясь — Хм… Чем
— Слушаю! — Из небольшого динамика наконец-то прозвучал голос человека, которого, похоже, только что отвлекли от важного занятия. И теперь он вынужден тратить драгоценные секунды на не очень приятное общение.
Девчонка перестала принюхиваться и ответила:
— У меня есть заказ!
— Слушаю… — Устало повторил тот же голос. Однако, не смотря на некоторое раздражение, можно было назвать его красивым. Как у новостных дикторов или радиоведущих.
— Да я сама толком не знаю, что мне надо… — Похоже, что где-то здесь была камера. Потому что вдобавок к виноватому голосу девчонка состроила не менее виноватое личико. И захлопала ресницами, глядя на переговорное устройство. — Но если увижу — то наверняка узнаю! Честно-честно!
После короткой паузы, переговорное устройство, в свою очередь, лишь пикнуло — тоже каким-то недовольным тоном. Но внутренняя дверь после этого действительно отъехала в сторону, пропуская нас в более просторный полумрак
Хотя глаза быстро привыкали к мягкому искусственному свету. И вскоре я разглядел всё в подробностях.
Почти сразу за дверью дорогу преграждала длинная стойка, отделявшая нас от длинных рядов высоких полок, уставленных разнообразными книгами. Стеллажи стояли перпендикулярно стойке. И на торце каждой были указаны буквы, с которых начинались названия.
Быстро пробежавшись глазами по видимым из-за стойки корешкам, я понял, что ничего загадочного или редкого тут явно не нет. Судя по всему, это просто бумажные копии тех многочисленных учебников и справочников, которые можно было найти в электронном виде через планшет. И, вроде бы, подшивки свежей периодики.
Тут интерьер уже не бил в глаза больничной белизной. Как и стойка, полки были сделаны из лакированного дерева. И выглядели дорого — ни одной царапинки, потёртости или скола. Пол — из такого же дорого паркета, как и в учебном корпусе или жилых кампусах. Потолок — с фигурными плинтусами и балясинами. И нигде ни пылинки.
В обе стороны от стойки вели массивные деревянные двери, похожие на уличные. Справа, судя по табличке, располагался вход в читальный зал. А слева — комната с копировальной и фототехникой. Сразу припомнился звук машинки для смены слайдов в кабинете истории. Наверное, тут их и делают для какого-нибудь занятия, на котором нужно демонстрировать содержимое редких книг для студенческой аудитории.
А позади стойки нас встречал пожилой человек, чей взгляд разительно отличался от всех остальных конторщиков, с которыми я успел познакомиться в стенах ликеума.
Стариковская ирония и деланная заботливость Пушкаря, классическая интеллигентность и вежливое добродушие Ректора, весёлое, хоть и немного усталое любопытство Технаря,
Но вот это надменное презрение, с которым посмотрел на нас Библиотекарь, я совсем не ожидал встретить в стенах ликеума. Если бы сюда добавить ещё немного злобы, то взгляд этого человека будет уже совсем как тот, с которым на меня смотрел Ратмир Боровик.
Внешний вид служащего и его одежда тоже сильно отличались от тех образов, что я видел раньше. Даже заляпанный маслом комбинезон Димитра выглядел как-то органичнее. А этот… Словно только что из-под одеяла вылез. Где перед этим спал прямо в одежде.
Мятая белая рубашка хоть и была чистой, но опрятной отнюдь не выглядела. Бордовый жилет наполовину расстёгнут. Ниже пояса Библиотекаря не было видно за стойкой, но наверняка и брюки тоже мятые — как и он сам. Мешки под глазами, усталые морщины, неаккуратная запущенная причёска, давно требующая внимания цирюльника. Всё это ещё меньше сочеталось с той непомерной гордыней, что читалась в обращённых на нас глазах.
Может прав был Тумир, когда я однажды спросил у него, почему говорят «горе от ума». Тогда старик почесал бороду и предположил, что это всё из-за того, что шибко умному и непомерно эрудированному человеку все остальные кажутся непроходимыми идиотами. Даже если на самом деле они просто не настолько богаты знаниями, но достаточно сообразительны и профессиональны в какой-то своей, отдельной сфере знаний. Например, в подметании улиц, как он сам. И поэтому таким людям трудно найти себе приятелей. Вот потому «умники» всё время грустные и ходят. И никого не любят.
— Ну так что же вы желаете найти, благородные господа? — Библиотекарь поморщился и потёр небритые впалые щёки. — Только, пожалуйста, постарайтесь сформулировать заказ как можно чётче. Это напрямую влияет на время его исполнения.
Однако Таисья и не думала реагировать на подобную дерзость так, как я от неё ожидал. Продолжая невинно хлопать ресницами, она приступила к стеснительным и сбивчивым объяснениям:
— Видите ли в чём дело… Мой совсем не обращает на меня внимания… — Продолжая строить из себя какую-то куклу, девчонка обидчиво надула губки. И я понял, что и в первый раз это было не более, чем притворство. — И я хочу как-то его впечатлить…
— Вы уверены, что зашли по адресу, сударыня? — Недовольно перебил её Библиотекарь и снова поморщился. — Тут нет ни платьев, ни косметики. И книг про этот тоже здесь не найти. Это научная библиотека, а не ларёк с комиксами про влюблённых подростков.
На миг я всё-таки увидел, как в глазах юной волчицы проскочила гневная искорка. Но она тут же продолжила глазеть по сторонам, моргая с деланной жеманностью:
— Вот поэтому вы мне и нужны, сударь… Дело в том, что он очень увлекается историей… И я вот подумала… Может у вас есть какая-то книжка, чтобы там было что-то такое, что он точно не знает. А я бы прочитала и как рассказала бы ему что-то такое… Ну чтобы он прямо удивился весь, какая я умная!