Шрифт:
Мюсли
Сначала Сергей Алексеевич метался по пустому вокзалу в поисках поезда, который должен был привезти его в Кёнигсберг. Вокзал был будто построен из серости, но в готическом стиле. На всей территории огромного крытого перрона царил полумрак. И Сергей Алексеевич казался в нём маленькой фигуркой, какая бывает в дорогих инсталляциях-моделях. Он то останавливал каждого встречного незнакомца и с жадностью и нетерпением спрашивал не известно ли им хоть что-то про ближайшие поезда, но каждое это лицо молча смотрело на него и оставляло вопрос без ответа, после чего он снова бегал туда-сюда по вокзалу, который всё так же был пуст. И оба этих состояния повторялись, сменяя друг друга на протяжении какого-то неощутимого срока, а молчащие лица повергали в ступор, почему они молчат? Почему у них такой странный взгляд?
Затем краски сменились, он уже не бегал, он уже
К станции стал приближаться поезд очень странного вида: локомотив его был широкий, какие-то юбки выпирали по бокам, будто поезд был нарисован неким футуристом, а не инженером-конструктором. Дежурный по станции слегка повысив голос объявил: «Поезд с лазерными тормозами. Всем лечь», но никто не шелохнулся. Тогда он закричал во весь голос: «В АТАКУ!».
И каждый, кто, как и в чём был, в едином порыве, точно все были марионетками на одной нитке, прыгнули вперёд на свои животы. Резкая смесь звона и скрежета ударила в уши Сергея, но не побеспокоила никого на перроне, поезд начал останавливаться, а из-под его колёс вверх под углом выбились лазерные лучи. Они не доставали даже до высоты крыши самого поезда, и хоть светили под углом, Сергей Алексеевич всё равно понял, что не успей он лечь, его разрубило бы. Когда поезд остановился, он смотрел на локомотив и думал: почему лазеры? Чем они лучше пескоструйного тормоза? Как эти тормоза устроены? Там стоят кристаллы? Если да, то как они там помещаются, как фокусируют луч? Много ещё вопросов было в мыслях Сергея Алексеевича, но, когда он снова вернулся в действительность, перед ним была его мать, с которой он, не жалея эмоций, ругался. Как ругань началась было не ясно, хотя этот вопрос даже не возникал, но вот тем для обсуждения в такой ситуации было более чем предостаточно. Когда ссора вроде закончилась, а Сергей Алексеевич облегчённо думал, что смог наконец-то донести до матери свои чувства и мысли, что наконец-то настанут какие-то изменения и всё наладиться, его глаза открылись.
Рядом лежало тело, лежавшее каждое утро на протяжении уже года. В комнате был полумрак, а в голове шум. Сергей Алексеевич посмотрел на часы, время было 11:36 утра. Он ощущал себя так же, как и последние несколько лет каждое утро. Это было ощущение похожее на то, как когда приходишь в свою квартиру после погрома, когда всё разбросано, может даже сломано, и вот вроде ты видишь свою собственную квартиру, в которой каждый предмет обладал своим местом, где каждый этот предмет знаком как никто и ничто другое, но это будто не твоё, нападает какое-то оцепенение, пустота, так как не получается понять, что происходило вчера, что планировалось, что сделано. Будто вчера, ложась спать, не ты планировал какие-то действия, обдумывал завтрашний день, а кто-то иной, кто-то, кто потом на словах просто и на скорую руку передал тебе свои мысли и сбежал, а сегодня утром от этого остался только тяжёлый неразборчивый след. Иногда дни так сливались друг с другом, что, смотря на себя в зеркало Сергей Алексеевич думал: «Ведь я стригся буквально несколько недель назад, может две-три недели прошло, как же так быстро волосы растут?» Но потом оказывалось, что последний раз он стригся больше двух с половиной месяцев назад, и так во всём. Не мог он без помощи календаря сам сказать какой день недели или же число месяца. Для него практически и не осталось-то понятий «день», «неделя», и других подобных, жизнь не делилась на суточные отрезки квадратиками календаря, а небрежно размазывалась на неопределённые периоды.
Сергей Алексеевич взглянул на часы – 11:43. Он смотрел то в потолок, то по сторонам и думал, что надо вставать, иначе он снова уснёт. В его голове проснулось воспоминание о сне. «Какого чёрта я вообще рассуждаю о типах тормозов, если я практически ничего не знаю о них, какие ещё лазерные тормоза, пескоструйные, откуда это всё, мозг?! А… Ясно, ссора с матерью была во сне». Лицо Сергея Алексеевича омрачилось. Но вот он моргнул раз, второй, и очень скоро провалился в дремоту, из которой через пару минут вывалился. И именно вывалился, не выпал и даже не вышел, не проснулся, а вывалился, потому что каждый раз как он засыпал его что-то очень неудобное из
– Хочу сесть и, наконец-то, начать писать этот рассказ, идея которого висит у меня в мыслях уже три месяца, а может и больше. Но, наверное, надо бы покушать. Когда я ел последний раз? Я же вчера ел? Ну-да, ну-да…ел. Эм, не помню когда, но времени всё равно прошло много. Как раз пока ем, посмотрю новости, да в себя приду, чай попью.
И Сергей Алексеевич неспешно пошёл собирать себе его «поздний завтрак». Неспешно не потому что он был праздным или удовлетворённым, или ещё каким, а потому что долгое пребывание в депрессии сделало его стариком. В результате, пока он налил чай, положил и разогрел еду, съел её, ознакомился с новостями под чай, оказалось, что время уже около 14 часов. А это означало, что надо идти выгуливать собаку. Опять пришлось Сергею Алексеевичу вставать, одеваться, идти с собакой гулять, а собака очень невоспитанная, всё время норовит с кем-нибудь подраться или вытянуть своего выгульщика на дорогу под машину. Таким образом, вернувшись к трём часам дня, Сергей Алексеевич зашёл в квартиру будучи «на нервах», слегка уставший из-за этого, и весь злой.
– Хочу ещё чая, как раз успокоюсь. – зло, но тихо, говорил он самому себе. И снова пока он раздел себя и собаку, пока сделал чай, пока выпил его, занимаясь своим досугом, прошло более получаса.
И вот, собрав наконец себя в руки, он сел писать рассказ. Возможно, будь Сергей Алексеевич более опытным, или образованным, или талантливым писателем, если он вообще может считать себя писателем, то не было бы и проблем с написанием рассказа, но то начало не начиналось, то середина не выходила, то терялся смыл уже напечатанных строк, то эти самые строки переосмыслялись, переписывались, в общем подвергались всяким изменениям.
Каждый раз оставляя рассказ на потом, Сергей Алексеевич не нарочно снова пробуждал в себе ощущение некоего долга. Это ощущение сидело в непреступном месте его сознания, то и время укалывая его в самые разные уязвимые места. Таким образом, это ощущение разъедало ядом всё нутро Сергея Алексеевича пока тот снова не садился писать, а если он садился и, понимая, что ничего не выходит, переставал писать, то яд начинал жечь ещё сильнее. Будто Сергей Алексеевич был должен кому-то, причём даже не себе, а кому-то другому, близкому и дорогому, человеку, которому быть должным совсем не хочется, которому быть должным совестно, и мерзко от ощущения, что ты такой подлец всё ещё ему должен.
В этот раз Сергей Алексеевич уже и начал было писать, и даже написал какую-то часть текста, как к нему в комнату вошла его тётя – Мария.
– Здравствуй, Серёжка. – не дав ему сказать ни слова в ответ, она продолжила, – я тут была в хозяйственном, ну знаешь, покупала себе порошок, парфюм, ну и мыло, конечно. Ты кстати знал, что мыло делают из жира? Вот интересно, почему его делают только из животного жира? Почему не используют человеческий, который можно получить разными безопасными способами?
– Ну, во-первых, и тебе здравствуй. А во-вторых, мне кажется использовать человеческий жир весьма неэтично.
– Это почему же? Какая разница какой это будет жир, животный или человеческий, человек что, не животное?
– Животное, но не такое же, как, например, гусь, или какая-нибудь корова, из кого из них делают жир, я же не знаю. В любом случае, человек – это человек.
Недовольно цокнув и посмотрев на Сергея Алексеевича, Мария ушла, хлопнув дверью, оставив первого в лёгком оцепенении. «С чего бы вдруг эта тема о мыле возникла вообще. Кстати, надо бы уточнить, действительно ли его делают из жира», – подумал Сергей Алексеевич и пошёл искать в справочниках «правду». И вот, прошло около 15 минут как он сидел и читал из чего, как, когда и где делали мыло, в общем знакомился с его историей. После его заинтересовало дегтярное мыло, такое ли оно полезное, и что вообще о нём пишут, из-за чего на прочтение ушло ещё какое-то время. В результате, пока он всё прочёл и осмыслил, прошло достаточно времени, а уж пока он смог понять на чём остановился и о чём писать дальше… в общем, время неумолимо утекало. И ведь можно было бы поругать Сергея Алексеевича за его плохую концентрацию на работе, наверное, можно. Но с другой стороны, не он же вызвал Марию, она сама пришла, инициатором разговора стала она, да и у него просто не всегда бывают силы или возможность такие действия сразу пресечь.