Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка
Шрифт:
— Она не так уж плоха. Особенно сейчас, когда он не заходит в нее и не пристает ко мне. Вы ведь шутите, да?
— Что хочу его убить?
— Нет. Что думаете, вроде я… помогу вам, что ли?
— А почему бы вам и впрямь не помочь? Ведь это же очевидно. — Рейкс по-настоящему удивился. Белль поняла это. Ей вдруг стало жутко: она увидела его, такого высокого, твердого, воплощение здоровья и силы, слушала его речи о смерти — нет же, господи, — об убийстве так, будто обсуждался распорядок дня. Получив досье и светокопии, он убьет старика. Раздавит как муху.
— Но это же убийство, — возразила она с тревогой.
— А вы хотите служить ему до самой его
Он стал готовить себе коктейль. Она не сводила с него глаз. А ведь Рейкс прав. Сарлинг и впрямь изменился за последнее время. «Господи, ты же знаешь, я хочу стать свободной. Но убийство — плата слишком высокая даже за свободу». Они по-разному относились к собственной независимости. Рейксу она была дороже всего, он не заботился, сколько за нее заплатить и что ради нее сделать. Истоки этого крылись в его уме, самоуверенности и твердой убежденности в своих силах. «Зачем, — думала она, — протянула я руку и впервые украла из универмага мешочек с пудрой? Первый бесчестный шаг, а я — в блаженном неведении о том, куда он может завести».
— Что мне придется делать?
— Почти ничего.
Рейкс провел по ее подбородку тыльной стороной ладони. Он нарочно пытался повлиять на нее. Белль это понимала. В глубине души она даже хотела этого… у нее не было ничего, никого… одно лишь страстное, выворачивающее наизнанку желание сдаться кому-нибудь, тому, кто возьмет ее, заслонит собой и успокоит.
— Прежде всего нам надо поверить друг другу, — он подарил ей теплую, отгоняющую страх улыбку. — Отдать себя в руки другого. Разумно?
— Ну… да.
— Значит, вы согласны?
— Я не знаю. Что я еще буду делать… то есть кроме преданности вам.
— Немногое. Это может стать началом вашего освобождения. Не подумайте, — усмехнулся он, — что я заставлю отравить его молоко или всадить ему нож в спину. Ничего подобного и в помине не будет.
Она вдруг вскочила, расплескав через край джин:
— Я не хочу больше слушать вас. Вы же рассуждаете об убийстве!
Он пожал плечами:
— Простите. Я не хотел вас огорчить. Забудем об этом. Сходите, замойте пятно на платье.
Она взглянула на след, оставленный вином, потом ушла в спальню и закрыла за собой дверь.
«Ничто не приходит легко и быстро, — думал он. — Подозрительно всегда то, что достается без труда». Но она пойдет его путем. Эта вспышка — уже что-то новое. Ей нужно дать время свыкнуться с мыслью об убийстве. Она придет в себя, она поможет ему, и Сарлинг погибнет… а потом и она тоже. Его поместье, первородное право, женщина, которая жаждет родить детей, зачатых им, его судьба выступили в мыслях Рейкса ярче всего остального. Один лишь Сарлинг стоял у него на пути.
Глава 4
На другой день рано утром Рейкс поехал в Брайтон. Обри Кэтуелл, Принцесс Террас, дом 3. Но в мыслях Рейкса он навсегда останется Бернерсом. Рейксу вспомнилась их первая встреча. Как-то раз вечером, закончив одну из оптовых афер, он сидел в Америкен-баре. Вот тогда к нему и подошел Бернерс. Пятнадцать лет назад он был гораздо моложе, полумесяц лысины надо лбом только начинал появляться в его светлых волосах. Без всякого вступления, лишь с тенью неловкой, извиняющейся улыбки, он вдруг сказал:
— По-моему, вы не прочь заработать две-три тысячи фунтов.
— Возможно.
— Если вы заплатите мне десять процентов, я расскажу,
— Если вы расскажете, я, возможно, и заинтересуюсь. — Он уже приметил Бернерса как мошенника, похожего на дремлющую акулу, которая лениво шевелит плавниками в благодатных водах Дорчестера.
Бернерс знал одну компанию, импортеров-экспортеров химикатов, с отделением в Сити, акции которой оценивались по тридцать шиллингов. Через неделю в фирме начинались перевыборы, а раз контрольный пакет у директоров и они хотят остаться на местах, то поднимут курс до сорока пяти шиллингов. Рейксу оставалось только купить акции сейчас, а продать их после повышения курса.
Бернерс пробыл с ним не больше десяти минут, назвал в конце концов фирму и ушел, бросив на прощанье:
— Если дело выгорит, приходите сюда через две недели, в это же время. Если вы не придете, то, конечно… — И Рейкс впервые увидел его смутную неуловимую улыбку и легкое нерешительное движение плечами, выражавшими покорность. Они не обменялись именами. Бернерс просто выбрал Рейкса, доверился ему и ушел. Потом Рейкс узнал, как тонко понимает людей этот человек. Он мог разложить по полочкам все людские качества, принять или отбросить их как бесстрастная ЭВМ.
На другое утро Рейкс навел справки о фирме. По сравнению с доходами акции стоили недорого, поэтому в любом случае он ничего не терял.
Через две недели Бернерс получил от Рейкса двести фунтов.
— Сто пятьдесят — самое большее, что вы мне должны, — сказал он.
— Сколько вы зарабатываете? — поинтересовался Рейкс.
— Пятнадцать фунтов в неделю.
— В конторе «Эллайд Кемикэлз Лтд»?
— Да.
— Получая так мало, вы сами не в состоянии играть на бирже, верно? Так в чем же дело? Эти пятьдесят фунтов я дал вам как жалованье за первую неделю службы у меня. Кроме того, вы стали моим компаньоном: впредь двадцать пять процентов доходов — ваши. Работа подходящая, интересная, но начисто незаконная. Я не хочу знать ваше имя и не собираюсь называть свое. Если вам не по душе мое предложение — отдайте пятьдесят фунтов и все.
Бернерс положил в карман все двести. Они вместе пообедали, стали Бернерсом и Фрэмптоном и продумали новую совместную операцию. Рейкс так и не спросил, откуда Бернерс узнал о перевыборах в фирме. Они всего лишь работали вместе. И узнали друг о друге только то, что было нужно по работе. Но сегодня Рейкс ехал к человеку по имени Обри Кэтуелл. Ему было противно, будто его заставили разглядывать наготу незнакомого человека.
Брайтон. Солнечные зайчики скакали по синим волнам, что бились о мол. Голубая дымка на горизонте роднила море и небо. Грязно-зеленый прибой наступал на сероватый берег, протянувшийся вдаль, бурлил и пенился, толкая по гладкому песку пластмассовые стаканчики и мертвые водоросли. У кромки моря над посадками тамариска и вероники, венчая пейзаж, высилась Принцесс Террас, изящная светло-желтая скала. Она изо всех сил тянулась к небу и зимнему солнцу. Окна второго этажа дома номер три загораживал красно-белый полосатый навес, отчего узкие балконы оставались в тени. Белая дверь, лестница с черными изгибами кованых перил. Отверстие почтового ящика, как и номер дома, окаймлено полированной бронзой. Она прекрасно сочеталась с белым цветом вокруг. Рейкс позвонил. После долгого ожидания дверь открыла женщина. Лет шестидесяти, в глухом черном платье, крепкая, серые, слегка тронутые сединой волосы. Она стояла на пороге, словно миссис Гамильтон, — воспитанная, непоколебимая, готовая ко всему.