Я сам себе судья
Шрифт:
Вано Ильич пошел тогда к главному редактору «Советской России» и принялся объяснять, что ряд известных людей, которые хорошо знают Кобзона, возмущены написанным, потому что это совершенно не соответствует действительности. На что главный редактор ответил: «Наверное, это так. Но правда – это мы!» Это на языке тогдашних газетчиков означало, что советские газеты просто по определению не могут писать неправду!
Вот таким было мое первое отлучение от ТВ. И, кстати, на это время меня заменили срочно вызванным из Ленинграда Эдуардом Хилем.
Как же повезло тогда Хилю! А все дело в том,
Что же касается Вероники Кругловой, то, расходясь с ней, я чувствовал: у нас с ней нет никаких связующих элементов. А я ждал от семьи гораздо большего. Когда женщина уходит от мужчины, она никогда о нем плохо не скажет, только разве что «ну, так получилось». Но ни одна не простит мужчине его уход. От Вероники я ушел… И все-таки разошлись мы спокойно. Без всякой грязи. Но развод я перенес болезненно.
Через много лет мы встретились с ней в Америке, куда она уехала еще с Мулерманом, а потом разошлась – подвернулся ей под руку другой. И мы спокойно пообщались. Во всяком случае, никакой болезненной реакции на меня она не испытывает. Ее нынешний муж, Игорь, подошел ко мне и сказал: «Извини, что так получилось». А я ответил: «О чем ты говоришь? Я очень за вас рад». Действительно, давно все это было…
История с пропиской родственников
Моя опала длилась больше года. А затем я вновь появился на голубых экранах, и мои песни стали крутить по радио. На концертах меня по-прежнему объявляли: заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР. И в этом статусе в 1968 году я стал лауреатом конкурса «Золотой Орфей», проходившего в Болгарии. А до этого, в 1966 году, я стал лауреатом Всесоюзного конкурса исполнителей советской песни.
Помню, в 1968 году мама, сестра и Батя без предупреждения приехали в Москву. Я-то думал: погостить, а они продали наши полдомика в Днепропетровске и приехали насовсем. В буквальном смысле слова, свалились мне, как снег на голову. Мама просто не представляла, что это для меня может значить. Она была уверена, что ее сын достиг таких высот и такого положения, когда вообще не может быть по жизни особых проблем. Поэтому она и приехала, ничего предварительно не сказав мне.
И вот я возвращаюсь с гастролей, а у меня в доме – мама, папа и сестра. Я говорю: «О! Какая радость, Батя. Молодцы, что приехали. Давно не виделись… Какой же я счастливый человек!» И тут мама моя загадочно так говорит: «Сынуля?» Я говорю: «Что?» – «Ты действительно счастливый человек?» – «Действительно, мамуля!» И тогда мама моя объявляет: «Мы приехали к тебе навсегда…» – «Чего? Как это навсегда?» – у меня аж челюсти свело. После такой моей реакции все удивились еще больше. Они даже не могли себе представить, что значит в Москве получить прописку, да еще сразу для трех человек, когда я сам еле-еле получил ее для себя одного. Лишив сами себя прописки в Днепропетровске и, не имея прописки в Москве, они обрекали себя на подвешенное и во многом бесправное состояние.
Потрясающая это была история. Я был в шоке от создавшегося положения. «Господи, что же мне теперь с ними делать?», – спрашивал я себя. И что я только не вытворял, чтобы прописать их! Я развел мать с отцом… Какие слезы были! А как я организовал брак сестры со своим конферансье?!! Их же нужно было всех легализовать в столице. Казалось, это абсолютно невыполнимо. Но я все это сделал.
К тому времени я уже купил двухкомнатный кооператив на Проспекте Мира. Туда и прописал всех своих родственников. Но до этого, чтобы получить московскую прописку, пришлось фиктивно выдать замуж сестру, да и Батя тогда все никак не мог понять, зачем им с мамой разводиться!
Второй
Хотя первый брак не принес мне ничего хорошего, в 1969 году я решился на второй актерский брак и женился на Люсе… Прошу прощения, на Людмиле Марковне Гурченко!
И опять приключилась та же история. Только, конечно, Людмила Марковна была женщиной намного более серьезной. Во всех смыслах. Женщина с характером! Ты ей слово, она тебе – десять. И она, естественно, требовала ответственности перед семьей, перед домом. И очень остро реагировала на какие-то, так сказать, деликатные вещи, которые возникали по жизни. Как и с первой супругой, из-за гастролей мы стали мало видеться и быстро отдаляться друг от друга по причине разности характеров и темпераментов. Короче говоря, не сложилось до такой степени, что потом мы никогда даже не здоровались друг с другом, хотя и прожили вместе три года… Наши отношения с Людмилой Гурченко – это не несчастная любовь и не счастливая, а, скорее, несостоявшаяся. Она уезжала на съемки, я – на концерты, виделись мы крайне редко, и поэтому ситуация складывалась неразрешимая. Может быть, если бы у нас появился общий ребенок, это изменило бы наши взаимоотношения. Хотя у нее была очаровательная дочь Мария, к которой я относился очень хорошо.
Когда мы поженились, родители Людмилы еще жили в Харькове, и Маше приходилось трудно. Мама довольно грубо с ней обходилась, хотя и любила по-своему дочь. Не знаю, насколько Маша меня любила, но у нас были вполне дружеские отношения. Я ее проводил в первый класс. Она слушалась меня и, когда у них с Людмилой возникали конфликты, всегда бежала ко мне. Я всегда ее защищал. Но после того, как я ушел от Людмилы, с ней больше не общался. Но до сих пор считаю ее талантливой актрисой и человеком невероятных способностей, который мог справиться с любой задачей. На фортепиано научиться играть, на гитаре – пожалуйста, писать стихи или музыку – нет проблем, петь – ради Бога.
Сама Людмила уже после расставания в интервью газете «Комсомольская правда» признавалась, что союз со мной был для нее ошибкой. И как вспыльчивая и стихийная дама в телепередачах, куда ее приглашали, могла наговорить обо мне бог знает что. Например, однажды в передаче Леонида Парфенова назвала меня «темным пятном» в своей жизни. Господи, но я был у нее четверым мужем… Официальным! Ни об одном муже – а после меня у нее еще два официальных было! – она не отозвалась хорошо.
Нельзя так скверно относиться к окружающим! Она даже дочь свою не щадила: отсудила квартиру, хотя у той двое детей. Когда Марк, внук Гурченко, погиб в 1998 году от передозировки наркотиков, Людмила Марковна даже не пришла мальчишку похоронить, не появилась и на похоронах своей мамы. Такой эгоцентризм просто в голове не укладывается. И я сказал себе: «До семидесяти молчу, а потом вынужден буду сказать: «Люся, нельзя так! Мне не в чем перед тобой оправдываться, но если для тебя я «темное пятно», то почему для другой женщины вот уже столько лет – светлое? Ну, не получилась у нас жизнь, так разве мы должны быть врагами до конца своих дней?» Но она до конца дней ненавидела меня за развод. Но не потому, что хотела видеть рядом с собой меня. Просто не любила одиночество. Я случайно встретился с ней на телевидении и все-таки решил поздороваться: «Добрый день, Людмила Марковна!», а она заорала на весь коридор: «Ненави-и-ижу!!!» Я только плечами пожал: «Значит, любишь до сих пор, дура!» И пошел себе дальше.
Ничего плохого я ей в этой жизни не сделал. Наоборот, приобрел квартиру для ее бывшего мужа Саши Фадеева, чтобы она не разменивала их общую, помог перевезти из Харькова родителей, хорошо относился к Маше… А то, что у нас жизнь не складывалась, это естественно. Она на съемках, я на гастролях… И образ жизни, и возраст приводили к каким-то встречам, которые очень, наверное, оскорбляли, хотя это было взаимно. Видимо, поэтому мы и разошлись.
Давно это было, но журналисты до самой ее смерти считали своим долгом спросить у Гурченко о Кобзоне, а у Кобзона – о Гурченко. Естественное, конечно, любопытство, тем более что Людмила Марковна не один раз высказывалась обо мне неблагоприятно…