Шрифт:
КЛАД
Вы
Не знаете?
Хотите — покажу. Я как раз иду туда по очень важному делу. Меня ждет мой друг Винцукас. Живет он, правда, не в самом доме, а в подвале. Но в подвале, по-моему, интересней.
Вы — бьюсь об заклад — обязательно спутаете туфли директора гимназии Олекаса с штиблетами провизора Моносзона. Винцукас — никогда.
Думаете, из крохотного подвального окошка видны только ноги? Ошибаетесь. Видны еще голуби и колеса, колеса и голуби…
А главное — в подвале хорошо хранить тайны. Темно. Тихо. И совсем не страшно, когда рядом Винцукас.
Бабушке очень не нравится, что я дружу с ним.
— Не твоей он веры, — квохчет она. — Чем плох Мойшка?
Мойшка-Сорока — сын мясника Гирша, здоровенного детины с красным, лоснящимся, как протертые штаны, лицом. От него шарахаются все коровы и телки местечка. Одни собаки уважают его и ходят за ним следом.
Мойшка-Сорока — плакса. Рогатку отнимешь — в слезы, подножку поставишь — в слезы, коржик попросишь — в слезы. Куда ему до Винцукаса!
Бабушка придумала, что он не моей веры.
Одна у нас вера.
Я верю в сны, и он верит.
Он верит в клад, закопанный на огороде ксендза, в золото, которое можно добыть из песка, если сто раз без запинки шепнуть, таинственное заклинание. И я в это верю.
Винцукас научил меня делать затейливые дудки из коры молодого клена и свистеть в два пальца. Ах, как приятно свистеть в два пальца!
Лучше нас в местечке свистит только полицейский Гедрайтис. Но в этом нет ничего удивительного. Ведь у него настоящий свисток с цепочкой, купленный в Каунасе.
Дядя Мотл-Златоуст клянется, что президент платит Гедрайтису за свист двести литов в месяц.
Мы свистим даром, и, честное слово, у нас здорово получается!
ОЙ, КАК МНЕ ХОЧЕТСЯ СТАТЬ БОГАЧОМ!
Что нужно для того, чтобы найти клад на огороде?
Я говорю:
— Нужно иметь счастье.
Винцукас говорит:
— Нужно иметь лопату.
В одном мы сходимся оба:
— Нужно, чтобы кудлатый разбойник, пудель настоятеля Рекс, сидел в конуре, а привратник Антанас — в трактире.
Да вот если бы еще ограда была пониже!
Во всем местечке нет другой такой ограды. Дядя Мотл-Златоуст клянется, что она ближе к богу, чем ее хозяин.
В прошлом году Мендке Маравихер повис на ней, как пасхальный кувшин. И хоть лазал он не за кладом,
Две недели Мендке не выходил из дома. Две недели пил противный отвар из какой-то диковинной и баснословно дорогой травы.
— Похороны обошлись бы мне дешевле, — уверял его отец Тевье Маравихер.
Неужели и мы попадем в руки к Антанасу?
— Не трусь, — подбадривает меня Винцукас. — Все изменится, когда мы найдем клад и станем богачами. Сам Антанас прорубит для нас большую дыру в ограде и скажет: «Милости просим, господа!»
Ой, как мне хочется стать богачом!
Я никогда не забирался бы в чужие огороды даже через дыру в ограде!
Я день-деньской гулял бы по берегу реки, как племянник домовладельца Капера, гулял бы не просто так, а в галошах.
Я купил бы у Шарфштейна две порции мороженого и одну отдал бы Мойшке-Сороке, чтоб он простыл, барчонок!
Ой, как мне хочется стать богачом!
МОГИЛЬЩИК ХАИМ
— Где бы раздобыть лопату? — сокрушается Винцукас.
— В самом деле, где? — вздыхаю я.
— Наша сломана.
— Может, у могильщика Хаима?
— Думаешь, даст?
— Даст, пожалуй. У него их много.
— А если спросит — зачем?
— Скажу: кошку хоронить.
— Ну, что ж. Пошли.
Могильщик Хаим наш родственник, троюродный брат бабушки. Но она никогда не ходит к нему в гости.
— Пока не понесут, — говорит, — сама не пойду.
Зато я часто бегаю на кладбище.
Со мной Хаим дружит. Его бодливая коза отводит рога и почтительно уступает мне дорогу. Меня ненавидят только, кладбищенские вороны. Я сломал из-за них две рогатки и сломал бы, наверно, еще пару, не вмешайся могильщик.
— Глупенький! Разве их перебьешь в одиночку? Они плодятся так же быстро, как наши беды. Бог с ними, с воронами!
Могильщик научил меня грамоте.
— Смотри, — ласково ворчал он и тыкал толстым указательным пальцем в полуистершиеся от времени надписи на плитах. — Вот буква А, вот буква Б. Ну-ка, сложи их вместе.
Я послушно складывал вслух причудливые знаки:
— А-б-р-а-м К-о-п-е-л-е-в-и-ч…
Могильщик водил меня от надгробия к надгробию и приказывал:
— Читай!
Высунув кончик языка, я сладко тянул нараспев:
— Г-е-н-е-х К-р-и-м-е-р у-м-е-р в о-д-н-а т-ы-с-я-ч-а д-е-в-я-т-ь-с-о-т т-р-и-д-ц-а-т-ь в-о-с-ь-м-о-м г-о-д-у… Реб Хаим, не проще ли: в прошлом году?
— Чудак! — смеялся Хаим.
За лето мы прошли с ним все могилы, кроме одной. К ней могильщик меня и близко не подпускал.
— Назад! Назад! — кричал он, как будто я мог ее осквернить.
И все же я не вытерпел. Однажды, когда могильщика не было дома, я пришел на кладбище и разыскал среди деревьев таинственный холмик.