Я - снайпер Рейха
Шрифт:
Со смертью Клосса я должен был вернуться в свою роту. Теперь я терял доступ к более комфортным условиям, доступным для тех, кто относился к штабу батальона. Командир роты, конечно, был рад заполучить столь хорошего снайпера и передавал меня батальону только для выполнения специальных заданий. Но если подобное случалось, я радовался. Дело в том, что перед отправкой в штаб батальона я получал паек в своей роте, а по прибытии к месту назначения я утверждал, что не получил паек и, таким образом, получал еще одну норму продуктов. В довершение всего туда и обратно я обычно добирался на фургоне с войсковым обеспечением, двигавшимся от части к части в ночное время, и если мне удавалось сойтись на короткую ногу с водителем, тот всегда давал мне еще какие-нибудь деликатесы.
1 декабря 3-я горнострелковая дивизия
Стратегическое планирование стало невозможным. Каждая часть сражалась, просто чтобы спасти свою шкуру, не угодить в руки русских и пробиться на территорию рейха. Партизаны, атаковавшие немцев со стороны тыла, создавали в войсках особенное напряжение. Сила партизанского движения к этому времени значительно увеличилась благодаря объединению разрозненных партизанских групп в организованные военные формирования, которыми руководили русские офицеры. Они к тому же были хорошо вооружены захваченным у немцев и тайно переправленным русским оружием. Действия партизан были стратегически согласованы, каждая их группа действовала в строго установленном регионе. Таким образом, они поддерживали советское наступление и одновременно сами пользовались выгодами ситуации, складывающейся при его продвижении. Некоторые партизанские части по своей мощи доходили до батальонов.
К концу января 144-й полк уже отступил к Великой долине между Словацкими горами и Низкими Татрами, где немногочисленные остатки 6-й армии пытались остановить русское наступление последней стратегической перегруппировкой. Мой полк переместился в долину реки Ваг между горным массивом Вёлька Фатра и Низкими Татрами неподалеку от города Ружомберок, где, к крайнему удивлению бойцов, он получил небольшие пополнения. Среди новичков оказалось и двое снайперов, молодых парней, которые были направлены на фронт сразу после прохождения базовой подготовки и снайперских курсов. За время подготовки этим ребятам настолько промыли мозги нацистской идеологией, что они буквально жаждали ринуться в бой, чтобы остановить «большевицкий штурм» и пожать «кровавый урожай» огнем из своих снайперских винтовок. Один из них был определен в мой батальон.
Частота и ожесточенность партизанских атак нарастали постоянно, вовлекая полк в беспорядочные бои, где разница между бойцами и гражданским населением становилась предельно размытой. Это способствовало дальнейшему росту жестокости на этой войне. Немецкие солдаты, попадавшие в руки партизан, зачастую подвергались плохому обращению и замучивались до смерти. Стрелки мстили, не беря пленных во время боев с партизанами. Но особенно демо-рализовывали немцев нападения на их машины с войсковым обеспечением, что приводило к потере отчаянно необходимого бойцам провианта, оружия и боеприпасов, которые либо уничтожались, либо попадали в руки партизан, еще больше увеличивая боевой потенциал последних. Было ясно, что машины с войсковым обеспечением нуждаются в особой охране.
Одной из первых задач, поставленных перед новым снайпером, поступившим в нашу часть, было сопровождение пяти машин с амуницией и боеприпасами для батальона. Около оставленной жителями деревни мы оказались атакованными небольшой группой партизан. Завязалась жестокая перестрелка, в ходе которой атакующие были отброшены обратно к деревне, где они заняли оборонительные позиции в домах. Придя в себя от первого шока, молодой снайпер проявил себя решительным и умелым бойцом. Он поразил нескольких партизан прямо на их позициях. Немецкие пехотинцы в итоге уничтожили врага, но несколько партизан сумели спастись бегством. Осматривая дома, мы обнаружили, что среди тех, в кого попали наши пули, были женщины. При этом не было ясно, относились ли они к гражданскому населению, поскольку партизаны не носили униформы или каких-либо других опознавательных знаков, а их оружие могли забрать те, кому удалось спастись бегством.
Через два дня новому снайперу пришлось отражать новую партизанскую атаку из засады около небольшой лесопилки. В ходе
Всего час спустя я в числе отряда из двадцати пехотинцев достиг лесопилки. Мы поняли, что партизаны все еще там. Незамеченные стрелки заняли позиции в пятидесяти метрах от противника, и я открыл огонь, уничтожая караульных. Партизаны тут же открыли свирепый огонь и ожесточенно оборонялись, прежде чем поняли, что столкнулись с опытным и превосходящим противником. Тогда они отступили в соседний лес. Большая часть стрелков стала преследовать их. А я вместе с тремя товарищами устремился на лесопилку.
Мы осторожно пробирались по полутемному строению, слыша непрекращающийся жужжащий шум. Зайдя в конце концов в помещение, где стояла пилорама, один из стрелков выскочил оттуда через минуту или две с побелевшим лицом. Он не мог говорить и лишь, заикаясь, повторял: «Там, там, там», — указывая на проход, из которого он только что вылетел. С оружием наготове я и двое моих товарищей устремились в полумрак и поняли, что источником жужжащего звука была включенная пила пилорамы. Как только наши глаза медленно привыкли к темноте, перед нами предстала ужасающая картина, от которой по спине побежали бы мурашки даже у самых бывалых солдат.
На столе пилорамы лежало безжизненное тело молодого снайпера. Диск пилы все еще продолжал вращаться в его животе, дойдя уже ему до пупка. Возле стола лежали отпиленные руки и ноги парня, изрезанные на кусочки. Чтобы пленный не умер слишком быстро от потери крови, партизаны перетягивали жгутами его конечности перед тем, как отпилить их. Вся лесопилка была забрызгана кровью и кусками тканей. Дико оглядев эту сцену вопиющей жестокости, мы вырвались из здания и устремились на помощь своим товарищам. Но тут же убедились, что бой уже выигран. Только один из партизан уцелел и бежал на расстоянии 350 метров от нас к еще одному участку леса, чтобы скрыться в нем. Я опустился на колени и, выставив вперед правую ногу, стал целиться с колена. Я сделал два, а затем еще три глубоких вдоха и выдоха, сконцентрировался и нажал на спусковой крючок. Прошла доля секунды, и убегающий партизан судорожно взмахнул руками и рухнул на землю. Пока один из отважных стрелков отправился на лесопилку, чтобы забрать личный опознавательный знак молодого снайпера, я устремился вперед, чтобы убедиться, что пораженный мной враг был действительно мертв. С удовлетворением я обнаружил, что моя пуля вошла партизану прямо между лопаток.
У нас не оставалось времени, чтобы похоронить товарища, замученного врагом. Откровенно говоря, никому из нас и не хватило бы мужества собирать вместе обрубки его тела. Каждый из моих товарищей стремился как можно скорее убраться восвояси. Когда наш капитан взялся составлять обязательное письмо к родным погибшего, он написал, что тот скончался в бою мгновенно, от пули в грудь. Настоящее лицо войны неописуемо.
Дивизия продолжала свое отступление и пересекла границу Польши, заняв позиции позади города Бельско-Бяла, неподалеку от Освенцима. Давление советских войск к этому моменту временно ослабло, поскольку основное направление их наступления проходило южнее. И тем не менее стрелки продолжали гибнуть от каждодневных беспокоящих атак. Основная линия обороны, удерживаемая моей ротой, проходила по краю окрестной деревни. Местная школа и учительский дом вместе с относившимся к нему хлевом оказались прямо на передовой. Русские позиции располагались в пятистах метрах от нас, что представляло отличное поле огня для снайпера. Мне нужно было только найти хорошую позицию. Чердак учительского дома показался мне вполне идеальным местом, и я снял с крыши черепицу в нескольких местах, чтобы сделать отверстия, через которые я мог бы вести огонь, не давая врагу слишком легко вычислить мое место нахождения.