Я – собака Диоген
Шрифт:
– Кстати, а когда он вернется? – спросил рогатоголовый Бат, просматривая сданные Тотом карты.
– Как всегда, очень поздно, – ответила Баст. – Пока не обойдет все электрички и вокзалы, домой он не возвращается.
– Тогда время есть, поиграем, – потер руки Анубис, принимая от Тота свои карты.
Банкометчик Тот, сдав карты всем, спросил:
– Кто играет?
– Я пас, – мяукнула богиня с кошачьей головой. – Всегда сдаешь мне никудышные карты.
– Я тоже пас, – тявкнул получеловек-полусобака.
– И я не играю, – промычал рогоголовый бог.
– А я играю, –
– А что ты ставишь? – спросил его Тот, щелкнув своим клювом. – Я вижу, у тебя сегодня опять нет денег?
– Играю на души людей, – сказал Амон.
– Сегодня они не в цене, – заметил Тот.
– Первоклассные души, – воскликнул Амон. – Я их только что снял с электрички. Видишь, как они извиваются.
– Сколько ты за них хочешь? Амон задумался, боясь продешевить.
– Это – души философов, – сказал он после некоторого раздумья. – Они должны цениться дороже других. Вот эта, что крутится, как угорь на сковородке, принадлежит профессору, владеющему древнегреческим языком. Он уже столько написал диссертаций о древних богах, сколько тебе и не снилось, во всяком случае больше, чем перьев на твоей хохлатой голове. Эта душа, что норовит выпрыгнуть со стола, принадлежит другому мыслителю, который работает над формами трансценденции.
– А это что за кишка, которая тычется как слепая носом в разные стороны? – спросил Тот, указав на толстую жирную душу, похожую на улитку, выбравшуюся из своей раковины.
– Это – душа поэта, – ответил баранеголовый Амон, – кстати, очень талантливого и подающего надежды.
– Он, что же слепой? Почему он такой малоподвижный и неуверенный в себе?
– Это так, но зато он собирается написать свою "Идиллиаду", к тому же многие его считают современным Гомером.
– Все ясно, – воскликнула кошкообразная богиня. – Я узнаю эту троицу. Еще два часа назад они были нашими гостями, и я занималась с ними любовью.
– Вот так дела, – воскликнул удивленный Амон и покачал своей бараньей головой. – Значит, в электричке я их взял тепленькими сразу после приема у вас. Но мне ничего об этом не было известно. К тому же, это моя добыча, и не в моих правилах возвращать души их владельцам. Если хотите, то можете попытаться отыграть их у меня.
– Кстати, у владельца одной из этих душ мы снимаем квартиру, – с укором заметила Баст. – Как-то неудобно разыгрывать его душу в карты. Я считаю это аморальным.
Но Амон уперся, как баран в новые ворота, стоял на своем и не хотел уступать.
– Это мои души, – твердил он. – И я буду делать с ними все, что захочу.
– Сколько же ты за них хочешь? – вновь повторил свой вопрос Тот.
– За душу слепого поэта – не менее тысячи рублей, ну а за двух других – по две тысячи за каждую, потому как они зрячие.
– Идет, – воскликнул Тот. – Играю на душу слепого Гомера.
Он выложил на стол тысячу рублей и стал вынимать из колоды себе карты.
– Туз, валет, дама, король, – объявлял он громким голосом, как крупье в престижном казино. – Двадцать очков. Мне хватит. А у тебя?
– Девятнадцать, – разочарованно выдохнул огромными ноздрями воздух из груди Амон. – Проиграл,
Тот склонил к столу свой длинный клюв, подхватил им душу бедного поэта и, подбросив ее в воздухе, проглотил. Затем собрал со стола все карты и перетасовал.
– Играем дальше? – спросил он. Все выразили свое согласие.
– Ставлю на кон душу трансцендентатора, – объявил Амон, – ценой в две тысячи рублей, совсем по дешевке, можно сказать задаром.
На этот раз, на стол выложил две тысячи рублей быкоголовый Бат. После подсчета своих очков, игроки запросили по одной карте.
– Перебор! – воскликнул разъяренный бараний бог Амон и так хватил ими о стол, что бедные карты, отскочив от поверхности, взмыли подобно птичкам вверх под потолок.
Быкоголовый бог потянулся за душой Нивоса Родефа, но в это самое мгновение, когда карты еще парили в воздухе, атмосфера в комнате заколебалась и, откуда ни возьмись, можно сказать, из ничего, явился человек, весь укутанный с головы до ног в черное одеяние, из-под которого были видны худые руки, держащие посох и миску для подаяния. Старик стукнул посохом по полу и громогласно возвестил:
– Ослы вислоухие, скопище негодяев, бараны недорезанные, бешеные собаки и ободранные индюки, козлорогие твари, сколько еще вы будете сидеть на моей шее, проклятые, и кормиться из моего кошелька? Я в поте лица тружусь, не зная ни сна, ни отдыха, ношу туда-сюда свои старческие мощи, зарабатываю жалкие гроши, унижаюсь, выпрашивая копейки на пропитание, а вы, молодые лбы, на вас пахать можно, проводите это время в безделье, пьянстве, кутежах и разврате. Я вижу, что у всех у вас баранья совесть и никакого стыда. Как вы можете? Я – только за дверь, вы тут же устраиваете здесь свой вертеп, играете в карты, напиваетесь, трахаете мою жену. Мало того, что вы меня делаете рогоносцем, так еще и приглашаете с улицы всяких проходимцев и затаскиваете в постель к моей супруге. Совсем ее развратили, превратили в дешевую проститутку.
– Меня здесь не было, отец. Я сам пытался разжиться деньжатами, – пробовал оправдаться бог с бараньей головой, но его, тут же пресек на полуслове грозный старец.
– Не о тебе сейчас речь, баранья башка, я говорю о молодежи, которая совсем скурвилась. Я не удивлюсь, если скоро узнаю, что вы начали вкалывать себе наркотики от безделья.
– Но позвольте, господин Птах, зачем же всех стричь под одну гребенку, – возразил ему нахальный Тот. – Если бы мы достойно не встретили сегодня этих хозяев квартиры, то вы бы завтра вместе с вашей супругой оказались на улице. И вместо благодарности нам, мы вынуждены выслушивать от вас поток упреков и ругательств. Нет уж, увольте.
– Это правда? – спросил старец у своей молодой жены.
– Сущая правда, – поспешно подтвердила она. – Они уже хотели нас выселить.
– И все равно это не повод, чтобы пускать их в свою постель, – строго заметил старец. – А что это у вас на столе?
– Их души, – пролепетал бараний бог.
– Как они здесь очутились? – рассвирепел прародитель богов.
– Это Амон снял их с электрички, – пояснила Бат и указала на бога с опущенной головой и закрученными бараньими рогами.