Я - Спартак
Шрифт:
Спартак с италиками пробился к палатке Гая Клавдия Глабра. Он всегда считал: для победы критически важно обезглавить армию, становящуюся без руководства похожей на стадо баранов. Перебив немногочисленную личную охрану претора, бойцы Нума Помпилия взяли в плен военачальника римлян, не оставив врагам шанса к организованному сопротивлению.
Исход сражения оказался предрешён. Однако, не все легионеры трусливо бежали. Центурия ветеранов, которой как раз поручили охрану частокола, находясь в полном боевом облачении и под командой опытного центуриона, переместившись за ограждение и, выстроившись в плотную линию с наружной стороны деревянной преграды, легко отбила первый натиск восставших. В критической ситуации, когда уже чувствуется дыхание приближающейся смерти, часто именно простые солдаты оказываются смелее и отважнее своих командующих, сдающихся при первой же возможности.
Несомненно, если
Вторая атака мятежников стала для горстки римлян последней. Галлы несмотря на отчаянное сопротивление противника, упрямо лезли на частокол, падали замертво, под меткими ударами гладиусов, а по их скользким от крови телам карабкались следующие нападавшие. В конце концов, деревянная преграда не выдержала и обрушилась в нескольких местах. Поток варваров смёл римлян, как прорвавшая плотину стремительная река, уносящая всё на своём пути. Не выжил ни один легионер. В этой короткой смертоносной схватке гладиаторы понесли большие потери, чем во всём вражеском лагере. В числе погибших оказался и Эномай, сражённый мечом центуриона, нашедшего свой конец в медвежьих объятиях могучего галла.
Глава 6. Римляне, самниты и этруск
Весть о сокрушительном разгроме армии претора Гая Клавдия Глабра разнеслась со скоростью ветра, озадачив одних и вселив надежду в сердца других. Со всей Кампании к Везувию стали стекаться люди, не желавшие продолжать влачить рабское существование в окрестных городах и сельских фермах. Приходили пастухи, бросая опостылевшие хозяйские стада на произвол судьбы или пригоняя животных восставшим. Даже многие свободные италики, прежде всего самниты, воевавшие против римлян в последней гражданской войне и подвергшиеся после тяжёлого поражения массовой конфискации имущества, насильственному изгнанию из родного дома, справедливо считали за честь незамедлительно вступить в армию Спартака, видев в нём вождя, потенциально способного взять убедительный реванш, отомстить за павших родных, вернуть потерянное десять лет назад.
Естественное стремление присоединиться к мятежникам подогревалось не только блестящей победой как таковой, для достижения которой Спартак показал себя хитроумным стратегом, но и личными качествами новоявленного вождя, высоко ценимыми обычными людьми. Во-первых, он не гнушался общаться с любым человеком, охотно разговаривая на равных вне зависимости от происхождения, национальности или имущественного состояния собеседника, что заметно разнилось от чванства римских патрициев, кичившихся своим положением в обществе. Во-вторых, Спартак проявлял благородство по отношению к противнику, не истребляя пленных, женщин и детей, как это частенько практиковали те же римляне по отношению к покорённым городам и народам, у них даже пословица имелась на сей счёт: «Vae victis», означающая горе побеждённым. И самниты отлично запомнили урок, преподанный Луцием Корнелием Суллой, стремясь вернуть должок той же монетой. В-третьих, по настоянию Спартака, восставшие всегда делили добычу поровну, чем подчёркивалось безусловное равенство всех в армии от командующего до простого солдата. В-четвёртых, вождь шёл в бой в первых рядах, в отличие от римских полководцев, многие из которых нередко предпочитали оставаться за спинами своих солдат во время кровопролитного сражения. Именно эти качества дали Спартаку народную любовь, а его армии – новых рекрутов.
От добровольцев отбоя не было. Вскоре численность восставших возросла кратно и уже составляла несколько тысяч человек, так что места на вершине Везувия предсказуемо оказалось недостаточно, а потому Спартак перенёс военный лагерь с неприступного плато к подножию горы на то самое место, где недавно располагались солдаты Гая Клавдия Глабра. Даже палатки легионеров пригодились!
Первые пять сотен мятежников, разгромившие армию претора, считались не только героями, но и в определённой степени ветеранами, многие из них стали деканами – старшими десятка бойцов или даже центурионами – командирами центурий из восьмидесяти человек. Взводными и ротными, как с точки зрения своего армейского опыта определил Сурков. Ему тоже выпала подобная честь, но Игорь не согласился.
Может показаться несколько странным, что владелец собственной процветающий коммерческой фирмы, имеющий опыт работы менеджером высшего звена, взобравшийся по головам с низов на самый верх, легко и не задумываясь вершащий судьбы подчинённых, вдруг не принял руководящий пост, по доброй воле
Сурков выгорел.
Это время вообще действовало на Игоря негативно. Он первоначально смирился с ролью велита, усердно тренируясь со всеми в метании копья и стремительном бегстве за ряды тяжёлой пехоты. Здесь чётко прослеживалась, совершенно понятная ему, определённая аналогия с войнами двадцать первого века: выстрелил, а где-то там упал убитым враг. Бросил копьё, нанёс смертельное ранение, но ни крови, ни боли не увидел. Противник умер далеко, его не заметно и не жалко. Так, тёмная точка исчезла в перекрестии прицела.
Бой в лагере Гая Клавдия Глабра оказался совсем другим. Лицом к лицу с врагом. Живое дышащее тело на расстоянии вытянутой руки. Его надо проткнуть копьём, всадить нож в сердце или перерезать горло. Не каждый способен хладнокровно умертвить беззащитного спящего человека. Вероятно, для родившихся в эпоху античности, подобное привычно и даже считается вполне нормальным, но для образованного человека двадцать первого века оказалось чрезмерным.
Разгорячённо влетев в палатку, Сурков замер, не решаясь нанести удар. Восемь римлян мирно спали, не ощущая нависшей угрозы. Игорь с сомнением смотрел на них, несколько раз вроде решительно замахивался, но затем с беззвучными проклятиями опускал правую руку с копьём, не в силах пролить кровь. Да, он знал: эти люди пришли сюда и за его жизнью, но не мог перебороть непонятно откуда взявшуюся внезапную жалость, глубокое сочувствие к тем, кому суждено сегодня умереть. Не работало, даже убеждение, вдалбливаемое накануне Туллием: это история, все люди и в лагере римлян, и нападавшие из армии Спартака давным-давно мертвы. С точки зрения Тита, ведь и сам Игорь – человек из прошлого, по сути покойник, взятый в известной степени случайно. А Сурков инстинктивно чувствовал себя живым, ведь собственно таким он и, безусловно, являлся, как и легионеры перед ним. Они тоже чувствовали, о чём-то мечтали, строили свои планы. Да и сейчас, солдаты безмятежно посапывали, причмокивали и видели сны.
Стремительно ворвался Тулий, задев Игоря, из-за чего рука с копьём у незадачливого убийцы дёрнулась и отточенное лезвие с противным чавкающим звуком вонзилось прямо в грудь ближайшего римлянина. Несчастный даже не вскрикнул, а в наклонившегося от толчка Суркова ударил фонтан горячей и липкой крови, измазав с головы до ног. Конечно, неловкое движение друга, случайно задевшего Игоря, на самом деле – выверенное до миллиметров и точно рассчитанное за доли секунды действие машины. Киборг активно старался максимально привязать к себе человека, сделав своим соучастником.
UCU528 стремглав метнулся к другому римлянину, ударив того ножом в сердце, к третьему… Четвёртый, с левой стороны от Суркова, проснулся и потянулся за оружием, но Игорь уже вытащил копьё из тела легионера и не мешкая пронзил второго врага. Говорят, трудно убить в первый раз, а, может, действительно кровь опьяняет, хочется лить ещё и ещё, но, скорее всего, просто враг уже не был беззащитным, а у Суркова не осталось ни времени на тягостные раздумья, ни выбора. Ещё двоих успел умертвить Тулий, перемещавшийся по палатке, как чёрная молния. Последний римлянин тоже проснулся, недоумённо протёр глаза, бросил взгляд на свой меч и стоявшего рядом с ним Игоря всего в крови и, поняв тщетность любого сопротивления и неминуемую участь, встал на колени… заплакал. Это был мальчик от силы четырнадцати – пятнадцати лет. Он интуитивно понимал: просить пощады бесполезно, но тем не менее умолял сохранить жизнь. В Суркове всё перевернулось, он с отвращением вспомнил, то что сделал буквально минуту назад и протянул к римлянину свободную левую руку, то ли дабы потрепать по вихрам и успокоить, то ли помочь встать, но Тулий опередил. UCU528 подскочил к юноше сзади и крепко схватив за волосы, уверенно воткнул меч сверху вниз, пронзив сердце. Затем хладнокровно отбросил труп в сторону и вытолкал Суркова из палатки.
После битвы Игорь долго не мог прийти в себя: кровь и жертвы стояли у него перед глазами, в особенности последняя, казавшаяся ненужной, неуместной. Все вокруг праздновали победу и смеялись. Люди искренне радовались, что победили и остались живы. Погибших будут оплакивать завтра, а сегодня они безудержно веселились, громко и наперебой хвастаясь подвигами, как водится, приукрашивая личные заслуги. Тулий хлопал полуобморочного Суркова по плечу и всем рассказывал: именно этот человек в одиночку вырезал всю палатку римлян, всех восьмерых легионеров! Окружающие одобрительно гудели, жали Игорю руку или иным способом высказывали уважение, а он никак не мог понять: зачем друг столь нагло врёт? Однако не противился, поскольку происходившее вокруг ощущал, как бы фоном, чем-то далёким, совершенно нереальным, имевшим место за гранью сознательного восприятия действительности.