Я стану Алиеной
Шрифт:
Он узнал это взгляд.
Оливер сделал несколько тяжелых шагов. Что делать, как поступить, как быть дальше — он потерял всякое представление. Женщина наблюдала за ним, явно не намереваясь начинать разговор первой.
— Ты вернулась, — наконец выдавил он.
— Я всегда была здесь.
Последний раз он слышал этот голос зимним вечером, на опушке дубовой рощи… или нет?
— Что это значит?
— Это значит, что первая попытка не удалась. Правда, если тебя не затруднит вспомнить, я не исключала такой возможности.
И в самом деле, почему он торчит перед ней навытяжку, как слуга? Оливер сел. Он чувствовал себя до крайности глупо, и от этого родилась злость.
— И все это время ты обманывала меня!
— Мы обманывали тебя, если тебе так нравится это слово, — вежливо поправила она. — В ту ночь по соседству со Сломанным мостом, когда стало ясно, что ничего не произошло, мы пришли к соглашению. Селия настаивала на том, чтобы по возможности утаить правду. Она пошла бы на все, чтобы избавить тебя от страданий. Я приняла ее доводы. Если двое пребывают в аду, зачем тащить туда и третьего?
В ту самую ночь… Он стиснул руки — суставы хрустнули. Но в ту ночь Селия заклинала его не верить Алиене, не поддаваться убедительности ее утверждений.
— Слова! Ты просто использовала меня! Впрочем, и ее тоже… — Стиснутые пальцы расслабились, потом сжались в кулаки. — Тебе просто нужно было, чтобы Селия родила ребенка, как полагалось по твоим расчетам.
— Не стану спорить. — Последовал знакомый округлый жест. — Что же, теперь ты знаешь, каково на самом деле положение вещей, и волен поступить соответственно.
— Третья часть плана, которую ты пыталась скрыть? Думаешь, я забыл? Господи, как велика твоя жажда власти и как сильна ненависть!
— Неправильный вывод, — бесстрастно возразила она. — Я никогда не знала ненависти.
— Слышать это от той, что погибла в сражении?
— Сражаться и ненавидеть — разные понятия. Как могла я ненавидеть существо, не рожденное для этого мира? Оно вне суда. И для него мы все, возможно, неизмеримо большее зло. Но я принадлежала этому миру, а ему оно причиняло вред. Поэтому данное существо следовало уничтожить.
Этот удивительно четкий выговор, уверенность, парадоксальность логики затягивали против воли, словно водоворот. Но Оливер не желал поддаваться.
— Как будто таракана прибить… А Найтли? Он-то — нашего мира. Его ты тоже уничтожила без ненависти?
— Каждому — по заслугам его… Хотя Найтли — это долгая история. Разумеется, тогда его звали по-иному.
— Что связывало вас? — вырвалось у него. Он вдруг осознал, что вопрос этот для него важен.
— Традиция. Забытая карнионская традиция. Поход двоих.
— Мне сказали, что это предрассудок.
— А что есть предрассудок? Косвенное свидетельство традиции. Данная восходит ко временам Темного Воинства. — Поясняя, она отнюдь не впадала в тот менторский тон, который предполагает в собеседнике не то слабоумие, не то младенческую наивность, напротив,
— Безличию, бесформенности порождений Темного Воинства, оскорблявшим представления карнионцев о мироздании, нужно было найти противовес. Что же могло служить им?
— Порядок, наверное…
— Ошибочная мысль. Не порядок, а гармония. Гармония же рождается из единства противоположностей. Ты должен знать — это есть во многих учениях. Небесное и земное, правое и левое, свет и тьма — и так далее. В человеческом воплощении это союз мужчины и женщины. Совместно они изгоняют Темное Воинство — так учат «Логии» монастыря Четырех Врат и «Апокриф святого Хамдира».
Итак, в его жизни произошел слом, а в результате приходится выслушивать лекцию по древнекарнионской философии. И — странное дело — Оливер готов был с этим примириться.
— Никогда не слышал о таких.
— Еще бы. Их искореняли так усердно, что я не уверена, сохранился ли в империи хоть один полный список. В старинных семьях их заучивали наизусть… И Темное Воинство изгнали, и смысл обычая забылся, даже родители твоего приятеля Сторверка не знали его, несмотря на то, что действовали в полном соответствии с ним.
— Но Брекинги — очень древний род.
— Эрды, — произнесла она с некоторым оттенком превосходства. — Северяне… Я имела в виду карнионские семьи. Но согласимся, Брекинги — это удачный случай. А вот у нас с Найтли ничего хорошего не вышло. Ему всегда недоставало силы воли. И вдобавок он был слишком умен для обычного воина. Это дурное сочетание свойств. Поэтому он все бросил и стал заниматься науками. Но он не знал, что для ученого недостаток воли — порок куда худший, чем для воина.
— Ты называешь слабовольным человека, который около сорока лет посвятил твоему возвращению?
— А ты путаешь силу воли с привычкой. Что стало с Найтли, когда он убедился в успехе своих трудов?
— Для тебя, похоже, важнее всего ясность мысли.
— А что мне осталось, кроме мысли?
Оливеру внезапно стало стыдно за свою враждебность. Уловив это, Алиена заметила:
— Не надо проводить аналогий. В определенном смысле ты являешь собой полную противоположность Найтли, так же как Селия противоположна мне.
Запинаясь, Оливер спросил:
— Но если… ты говорила о единстве противоположностей… почему соседство с Селией для тебя так мучительно?
— Я говорила о союзе мужчины и женщины. А мы — обе женщины, и ничего мужского ни в одной из нас нет.
— Свет и тьма — тоже стихии одного порядка.
— Да. Но мы — не две половины единого целого. Будь так, все было бы не в пример легче. Мы — две равноценные личности в одной. А это — болезнь. — Помолчав, она добавила: — Ты справедливо можешь упрекнуть меня в жестокости. По отношению к тебе, к Селии, к вашему ребенку. Но, пытаясь спастись от безумия, я спасаю всех.