Я стану твоим зверем
Шрифт:
Вообще-то, тогда Ренна из их разговора ничего не поняла. Девочке казалось, будто мужчины рычат друга на друга злющими псами. Вот только она совсем не боялась. Кольцо пульсировало на пальце и от него по ладошке тепло растекалось, будто руку кто-то тихонечко поглаживал.
ГЛАВА 1
Драконица была прекрасна: в широко распахнутых антрацитовых крыльях отражались отблески горящей травы, оранжево-алые блики плясали на выпуклой грудине, тенью обрисовывая чешую. Гибкая шея, увенчанная точёной узкой головкой, взмыла в стремительном змеином броске —
Горячий ветер дохнул раскалённым вихрем, хлестнул по глазам, заставив щуриться, воняя вскипевшей кровью, палёным мясом, шерстью и бедой. Что-то было не так, совсем не так.
Он приподнялся на напружиненных лапах, оглядываясь, вслушиваясь, втягивая ноздрями пепел и пыль, точильным камнем царапнувшие горло. Игрин рокотала, мурлыкала довольной кошкой, медленно расправляла крылья и снова складывала — эдакий гигантский мотылёк. Чуть в стороне слева раздражённо порыкивал Нках, безуспешно пытаясь когтями очистить запачканную кровавой дрянью морду. Тихо потрескивала горящая трава, а больше ни звука, даже черви в земле не копошились, спеклись вместе с песком в камень.
Драконица по-лебединому выгнула шею, игриво подмигнула янтарным глазом, беззвучно открыла пасть, сверкнув клыками. Переступила передними лапами, брезгливо отбросив в сторону опалённую тушу харсовой твари. Он тоже начал успокаиваться, опустил гребень на холке: показалось, всего лишь показалось. Просто слишком длинный патруль, просто слишком давно не высыпался, как следует, просто слишком далеко они забрались. Вот и мерещится невесть что. Нках бы точно заметил, если…
Брат рявкнул коротко, распластался, раскинул крылья, будто пытаясь вжаться в землю.
Инстинкты сработали гораздо быстрее медлительного разума. Крылья хлопнули парусами — не взлетая, только бросая тело вперёд, хвост ударил по горящей траве, выбив завесу пыли и искр. Развернулся навстречу и…
Рвать было некого: пустая горящая степь, чад, низкое, тяжёлое небо, дымящиеся туши. И Игрин, будто распятая на пластающемся слоями дыму: поднявшаяся на задние ноги, судорожно вытянувшаяся в струну — от когтей, до мучительно запрокинутой головы, до напряжённых перепонок.
Сеть, сплетённая из красноватого света, возникла из ниоткуда, просто появилась над драконицей — ему показалось, что опустилась она медленно и плавно, почти любовно оплетая мучительно напряжённые мускулы. Но наверное, всё произошло быстро, даже слишком быстро: не велико между ними расстояние было, а он и половины не осилил, но алые нити уже начали вплавляться в чёрную чешую, погружаясь всё глубже, тонули под оплавленными краями.
Ингрин молчала — не рычала, не стонала. Не боролась. Зато заорал он, метнулся вперёд в рвущем мышцы прыжке.
И покатился по горящей земле, сминая собственным весом крылья, в клочья разрывая перепонки. Морда Нкаха нависла над ним, дохнув кровью: «Нельзя!»
«Прочь!»
«Нельзя, гемнон [2] , поздно…»
Показалось: только отмахнулся. Но брат, обрывисто вскрикнул и исчез, а до другого ему дела и не было. Перевернулся, выдирая когтями куски спёкшейся земли, выпрямился, судорожно оглядываясь. Драконица пропала. Рявкнул, прислушался, щуря бесполезные глаза — дым стал гуще. Но в ответ услышал только тишину,
2
Гемнон — лидер Защитников, верховный дракон.
Он расправил крылья, пытаясь взлететь, но левое повисло тряпкой, онемело.
— Ингрин!
Чад выедал глаза, воздух стал в десять раз горячее, выжигал горло, пёк лёгкие, от вони гари желудок судорожно сжался. Он заслонился лапой, пытаясь хоть что-то рассмотреть.
— Ингрин!
Наугад, почти вслепую побрёл вперёд, спотыкаясь о кочки, об останки тварей.
— Ингри-ин!
Дымная пелена всего на мгновение стала жиже, словно на неё водой плеснули. И тогда он, наконец, увидел…
— Проснись, дитя моё, проснись!
Ренне показалось, что жаркий, слежавшийся за ночь воздух собственной спальни воняет палёным мясом и травой — она глотала его кусками, как рыба. Горло болело, словно при ангине, насквозь мокрая рубашка противно липла к телу, виски и лоб холодила испарина. И от счастья, что всё пережитое снова оказалось лишь сном, сердце заходилось куда сильнее, чем от кошмара.
— Ты очнулась, дитя?
Участливый голос Наставника слышался будто сквозь вату. Девушка отбросила скомканную простыню, села, ткнувшись лбом в колени — не помогло, лихорадочная дрожь никак проходить не желала, а во рту было кисло, вязко, будто ягод шеры [3] нажевалась. И мир не становился реальным, привычно незыблемым — плыл мороком, чувство полуобморока не отпускало.
3
Ягоды шеры — приправа, придающая соусам пикантную кислинку.
— Девочка, с тобой всё в порядке?
— Угу, — отозвалась, наконец, вытирая мокрое лицо о подушку. — Со мной всё в порядке.
— Тот же кошмар или Великий Дракон послал тебе новое видение?
— Да всё по-прежнему.
— Ну что ж, вероятно, он тоже нервничает. Это объяснимо. В конце концов, этого дня вы больше четырнадцати лет ждали.
Ренна ещё немножко подышала в подушку, только бы не швырнуть её в невыносимого мудрого Наставника. Он всегда находил подходящие слова для утешения. Просто образчик чуткости!
«Дитя моё, всё абсолютно нормально! Сегодня вы станете мужем и женой. Ты волнуешься, твой жених, на собственной свадьбе решивший не появляться, тоже. Поэтому вы сните один сон на двоих — про, наверное, гибель женщины, которую он любил и любит до сих пор! Совет вам да лад и детишек побольше!»
Конечно, никто не виноват, ну вот совсем никто. И меньше всего гемнон, Арэн. Даже Защитники не властны над собственным сердцем. Нет греха в том, что он мечтал подарить кольцо другой — это его беда, но не вина.
И уж тем более, никто не виноват, что колечко связывает гемнона и его избранницу. Говорили, что с его помощью раньше пара даже мысли друг друга слышала. Слава Великому Дракону, что сейчас всё не так. Никаких мыслей, только отголоски чувств, да и то слишком сильных. Изредка до Ренны докатывались волны безумной ярости и такой глухой тоски, что хотелось немедленно пойти и утопиться в ближайшем пруду. И совсем не хотелось думать, как же корёжит хозяина, если до его невесты дотягивалось лишь эхо. Ну вот сны ещё.