Я стройнее тебя!
Шрифт:
А на другой половине разделенной комнаты гигантских размеров девочка, примерно того же возраста, что и Энни, вся колыхалась от страдания, и по ее огромному телу катилась розовая рябь.
Энни смотрела до тех пор, пока это не стало невыносимым. Найдя в себе силы говорить, она с удивительным достоинством произнесла:
— Дайте ей одеться.
— Миссию можно считать выполненной?
Все еще голая, она вырвалась из рук Преданной, крича:
— Прикройте же ее!
— Возьми свой халат!
— На фиг мне этот халат. Я здесь не останусь.
В коридоре до нее донесся голос толстой девочки:
— Келли.
А сейчас ночь. В Веллмонте уже выключили свет; Энни еще два раза кормили, и похоже это было на китайскую пытку водой. Энни плотно сжимала губы, но упорная Дарва пихала ей в рот ложку за ложкой, открывая свой большой квадратный рот, будто внушая Энни, что следует делать. Так открывают рот мамаши, кормя детишек овсянкой: они неосознанно делают сами то, чего хотели бы добиться от малыша; только вот каждый раз, когда Дарва открывает рот, Энни охватывает отвращение при виде огромных желтых зубов Преданной. Вот и еще два раза ее в положенное время накормили, и оба раза Энни приходилось то умолять, то хитрить, и они с Дарвой обе то приходили к компромиссу, то обманывали друг друга, и все заканчивалось тем же, чем и остальные завтраки, обеды и ужины, которыми кормили Энни в Веллмонте: одна из них оставалась довольна тем, сколько пищи ей удалось запихнуть в пациентку, а другая радовалась, что на самом деле съела совсем чуточку. Как всегда, она часто только делала вид, что глотает, потом безрезультатно пыталась вызвать у себя рвоту. А теперь, когда свет уже погасили, она, как обычно, отчаянно бегает на месте по розовому мохнатому коврику возле кровати.
Энни старается не топать, чтобы не разбудить того, кто спит в палате ниже этажом, и не навлечь на себя гнев Домниты, ночной дежурной по этажу анорексиков. За все то время, что она находится в Веллмонте, Энни ни разу не выпускали из палаты, но она уверена, просто уверена, что рядом в одноместных палатах держат таких же девочек, как она.
Она бегает в тусклом свете, падающем из коридора. Внезапно в палате становится темно. Кто-то произносит:
— Ты сегодня была ко мне очень добра.
Кругом такой мрак, что Энни не видит, кто с ней говорит. Но фигура гостя полностью перекрывает дверной проем. Энни высказывает предположение.
— Келли?
— Ты заставила их поскорее надеть на меня халат. Как ты узнала, что это я?
— Хм, — она ломает голову над тем, как бы объяснить это потактичнее. Найдется ли еще кто-нибудь настолько толстый, чтобы закрыть собой свет? — М-м, ну, после того что они сегодня утром с нами сделали, я тебя узнаю где угодно.
Келли хихикает. Кругом темно, и смеется она так же непринужденно и весело, как и Энни в старые добрые времена.
— Извини, что я тебе это говорю, знаю, что это неприятно, но я тебя теперь тоже везде узнаю. А у тебя на груди что, татуировка в виде змеи?
— Да, вообще-то, я ее маркером нарисовала.
— А классно получилось. — Келли перемещается внутрь комнаты, и становится светлее. — Крошка, я тебя целую вечность разыскивала.
— Я тебе не крошка. — Она вообще предпочла бы быть парнем.
— Не говоря уже о том, сколько времени я обезвреживала электронный шлагбаум.
— Ты что, вырубила пульт управления? Как?
Келли весело смеется.
— Если
— Тише, она нас услышит.
— Так вот, я использовала гель, средство для удаления мозолей, которым пользуется Домнита.
— Ш-ш, серьезно тебе говорю, кто знает, что с нами сделают, если застукают!
— Не застукают. Достаточно просто закрыть дверь. Ну давай же, я пришла тебе кое о чем рассказать.
— О чем это?
— Скоро узнаешь. Вначале, — серьезным тоном шипит Келли, — дверь.
— Итак, что ты хочешь сказать?
Когда дверь закрывается, становится совершенно темно. Келли ходит по палате поразительно легкими шагами.
— У тебя не найдется чего-нибудь поесть?
Энни, как это делают в телефильмах, подпирает ручку двери стулом, а затем опустошает свой тайник под креслом-каталкой, где у нее хранятся несъеденные продукты, но Келли не торопится заговорить.
— Так ты мне собираешься что-то рассказать, или как?
— Что рассказать?
— Расскажи мне, зачем ты сюда пришла!
— А, это… — Келли ощупывает место под креслом в надежде обнаружить еще что-нибудь, но ничего не находит. Она садится на край кровати Энни. В такой темноте ее можно было бы принять за кого угодно. Правда, скоро кровать начала наклоняться под весом Келли, так что Энни пришлось ухватиться за вертикальные стойки изголовья и крепко за них держаться, чтобы не скатиться вниз; так моряк цепляется за палубу тонущего корабля. — Так вот. Об этом. Ну что, ты сидишь?
— Ну да, стараюсь!
— Итак, о том, что было после очной ставки в голом виде и всего остального… Ну, повезли они меня на тележке-подъемнике в мою палату…
— На тележке!
— Да, я их перехитрила. Они все думают, что я так разжирела, что ходить уже не могу.
— Фу-у.
— Да ну, ведь именно поэтому они не утруждают себя заходить и проверять, в постели ли я, после того как закрывают вечером дверь в мою комнату. Ну так вот, катили они меня на тележке в палату, Глорина и Дезире. Да, я такая толстая, что катить и грузить меня приходится двум Преданным.
— А где они сейчас?
— Всем иногда нужно спать, — говорит Келли. — Ну так вот, эта штука ломается, а поскольку они считают, что за меня можно не волноваться, то есть они думают, что я неподвижна, как скала, обе уходят куда-то на склад за новой тележкой, и следовательно, вуаля, я, будто по волшебству, остаюсь одна. Я осталась одна впервые с тех пор, как меня сюда сдали родители, поскольку я не вписывалась в их представления об идеальной семье. Ну что же, я жду, пока не затихнет звук их шагов, а потом слезаю с тележки, некоторое время обследую место, где оказалась, и представь себе, это про-осто кру-у-уто!
От волнения она слишком резко поднимается. Кровать содрогается и летит другим краем вниз, будто качели, с которых вдруг соскочил один из качавшихся. Энни кричит:
— Келл!
Келли снова садится, и тут ножки на другом конце кровати громко ударяются об пол.
— Так вот что я пришла тебе рассказать.
— Что же?
— Я нашла выход отсюда.
Глава 12
Запись в дневнике. Сильфания