Я тебя никогда не забуду
Шрифт:
Текучка, журналистская поденщина все больше засасывала меня. Позвонил, побежал, собрал материал, написал, утвердил, придумал заголовок… А назавтра – все сначала, и уже не греет ни твоя подпись под заметкой, ни даже вынос на первую полосу твоего заголовка огромным кеглем…
В те поры уже издали Дэшила Хэммита и Микки Спиллейна. Среди наших нарасхват шел Леонов, восходила звезда Марининой… Но родного, российского детектива, считай, практически еще не было.
И однажды я ввязался в натуральную авантюру: начал писать детективный роман. По ночам. Упорно отказываясь от приглашений коллег «после трудов праведных разговеться
Написать роман вообще непросто. Труднее, чем многие думают. Тяжелее, чем полагал я сам. Я потому никогда и не откликаюсь на просьбы прочесть начало чьего-то романа. Начало, ха!.. Лишь один из тысячи хотя бы доведет свой труд до конца. Тем более когда речь идет о самом первом романе. По себе знаю.
Десятки раз я был готов бросить. И потому, что мне казалось: получается ерунда. И потому, что – надоело. И оттого, что мои усилия представлялись тщетными: пишу, а зачем? Кто напечатает? Сколько заплатят?
Но все-таки бог помог, вразумил, надоумил. И я поставил-таки в своем труде последнюю точку.
Роман я назвал «Мертвый час» (привет Раймонду Чандлеру с его «Глубоким сном»!). В сюжете он и его друзья, круто сваренные американские детективщики времен тридцатых, тоже переночевали. Но почва-то была наша, расейская, горячая, современная.
Итак, в провинциальном городке Н-ске у Черного моря из пионерлагеря исчезает тринадцатилетняя девочка. Родители-москвичи обращаются к частному сыщику по имени Сергей Горенко (еще один литпривет, на этот раз Ахматовой), и тот выезжает из столицы на место происшествия. Но не успевает сойти с поезда, как замечает за собой слежку…
Впрочем, многие «Мертвый час» читали. Во всяком случае, на сегодняшний день этот роман опубликован суммарным тиражом около пяти миллионов экземпляров – не считая зарубежных изданий, на восьми языках, включая китайский. Я дебютировал в счастливое время. Рынок детективов тогда был совсем ненасыщен. Не то что сейчас, когда мы толкаемся на нем локтями. И в первый же год Андрей напечатал около миллиона копий «Мертвого часа», а когда мы праздновали вместе с ним круглый юбилейный «лимон», сказал мне: «Теперь ты можешь писать все, что хочешь. Торжественно обязуюсь издать все». И он же надоумил – спасибо ему! – вложить мой гонорар не в коньяк и турпоездки, а во что-нибудь стоящее, вроде дома в пригороде.
С тех пор, получив от Андрея карт-бланш, я и писал все. И мистический триллер, и семейную сагу, и фэнтези, и антиутопию. Теперь вот осваиваю нишу документального детектива – с ретроуклоном… И издатель не обманул, печатает все. И все – расходится. Правда, не такими тиражами, как самый мой первый опус. Успех «Мертвого часа» я так и не сумел повторить…
Но все равно мне повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте. Я смотрю на нынешних начинающих, которые за счастье почитают первый тираж в пять тысяч экземпляров в мягкой обложке и гонорар десять тысяч рублей, и отчетливо понимаю, как же вовремя выстрелил я со своим «Мертвым часом» и Сергеем Горенко!.. Десятью годами раньше, в советские времена, его никто б, естественно, не напечатал. Десятью годами позже – он бы потерялся в череде бесконечных детективных и псевдодетективных опусов…
…Я очнулся от раздумий и выяснил, что приканчиваю уже третий бокал виски. Я сидел
Я приложился к виски и почему-то подумал: «Жизнь, в сущности, прошла. В лучшем случае от нее остался какой-то огрызок. И достигнуто вроде многое, о чем мечталось… А толку?»
Да, с таким настроением оставалось только напиваться.
Я проснулся опять под утро. Уже рассвело, но солнце еще не встало, и во всю мощь надрывались птицы.
Спал я не в новом, сплошь стеклянном, а в старом, деревянном доме Андрея – где-то в спаленке под самым потолком.
Вставать и шастать, рискуя разбудить хотя бы прислугу, мне не хотелось, и я достал из куртки свой смартфон и снова залез под одеяло, чтобы продолжить чтение мемуаров майора Аристова (которые я предусмотрительно в телефон перекачал).
Москва, декабрь 1983 года
Павел Савельевич Аристов,
инспектор уголовного розыска
Преступление-4
О четвертом преступлении никто б и не узнал, когда бы не… Впрочем, расскажу по порядку.
Короче, вызвал меня в очередной раз полковник. Спросил: «Доложи, Пал Савельич, как твои успехи по поджогу в Травяном?.. И по разбою в Люберцах?..» А в глазах – еще один вопрос, невысказанный, посвященный так и не заведенному делу: чего я там выяснил по поводу похищения Эдуарда Верного и его дочки?
А я шефу и не знал что говорить… Случаются в нашем сыщицком деле подобные затыки: вроде есть у тебя продуктивная версия. Имеется пара хороших, перспективных направлений, где искать, с кем из свидетелей работать… И ты, как водится, копаешь, копаешь… Словно полтора землекопа из мультика… Или – как Стаханов в шахте. Но… Идет у тебя сплошная пустая порода. И концы с концами не стыкуются. И ничего ты не раскапываешь.
Слава богу, начальство у меня, в лице полковника Любимова, не случайное. Не баней раньше заведовало, а само из сыска. И понимает, что у разыскника бывают дни и даже недели, когда выходит на-гора бесцельная руда без малейшего признака золота. Однако ему (руководству) все равно по должности положено: организовывать твою деятельность, вдохновлять и направлять. Вызывать меня на ковер, и выслушивать мои доклады, и снимать с меня стружку… Не нами заведено, не нам и отменять…
Вот и приходилось мне в очередной раз бубнить полковнику, что отработка «Москвича-2141», предположительно синего или серого цвета, на котором передвигаются преступники, пока результатов не дала. Что я порознь еще раз допросил Порядину (зав. меховой секцией в универмаге «Столица») – по делу о поджоге ее дома в Травяном, и Степанцову (зав. обувной секцией в «Московском») – по разбою в Люберцах. Но ни та, ни другая не припомнили человека, питавшего к ним столь сильную неприязнь, что пошел бы на тяжкие преступления. Не опознали они дамочку-преступницу (Леру?) и на том субъективном портрете, который наш художник составил со слов пострадавшего мужа гражданки Степанцовой.