Шрифт:
…Меня вели по длинному коридору. Бетонный пол скрадывал звуки шагов. За спиной шли три человека: никто не проронил ни слова, но я знал, куда меня ведут. Знал с самого начала, с того момента, когда открылась дверь камеры, и кто-то невидимый выкрикнул мою фамилию. В тишине коридора мои шаги гремели так, будто какой-то ненормальный шутник шёл рядом и ударял меня бубном по голове!
В конце коридора замаячила дверь, гул от шагов затих, и я с облегчением увидел, как через щели неплотно прилегающего к косякам дверного полотна пробиваются полоски света.
Дверь распахнулась. От неожиданности
Послышалась команда: «К стене!» Я усмехнулся и, осмотрев кирпичный «колодец» внутреннего дворика здания, спросил, ни к кому не обращаясь:
– К которой стене-то? Вы к какой больше привыкли?
– Прямо перед тобой!
Я пожал плечами и пошёл к выщербленной пулями кирпичной стене. О том, что стена попорчена именно пулями, сообщали матово поблескивающие в сколах красного кирпича кусочки свинца. Я не мог понять, кто отдавал приказы и говорил со мной, пытался определить, но не получалось. Когда оборачивался, чтобы разглядеть говорившего, то рты у всех оказывались закрытыми. И даже казалось, что и ртов-то у них не было!
Дойдя до стены, я развернулся и посмотрел на сопровождающих. Их стало теперь пятеро, хотя, когда мы вышли на улицу, в дворике не было никого.
– Отвернуться к стене! – послышалась команда.
Я опять усмехнулся: «Всё! Больше я ваши команды выполнять не буду. Я знаю, для чего вы меня сюда привели. И знаю, почему собираетесь расстрелять. Вы хотите меня убить только за то, что я сын русского дворянина. А значит, и сам дворянин. А дворянам у вас веры нет! Вы по чьим-то извращённым понятиям считаете, что человек, принадлежащий к этому сословию, обязательно станет предателем родины! А в это тяжёлое для страны время и подавно побежит сдаваться».
Как в замедленной съёмке я видел, как эти пятеро подняли винтовки, удлинившиеся настолько, что черные зрачки стволов оказались от меня на расстоянии вытянутой руки. Эти черные пятна подрагивали в нетерпении. Будто хотели как можно быстрее выплюнуть в меня свинец и, выполнив эту важную работу, успокоиться и застыть в тревожном ожидании следующего выстрела.
Но вот стволы замерли и, приблизившись почти вплотную к моему лицу, стали увеличиваться в диаметре. Они расползались в стороны, как чернильные пятна на промокашке. Соприкасались и поглощали друг друга до тех пор, пока не остался один громадный срез ствола, перед которым я стоял, как перед тоннелем. Я судорожно втянул воздух и понял, что пока происходили эти оружейные метаморфозы, вокруг повисла тишина.
Это была совершенная, первозданная тишина. Её прервал металлический грохот, похожий на лязг затвора, и я понял, что сейчас из ствола вылетит гигантская пуля и раздавит меня своей неимоверной массой. Но я ошибся, из чёрного тоннеля вырвалась не пуля, а ярко-красный сгусток, который охватил моё тело и с неимоверным грохотом взорвался в голове…
* * *
Я сидел на кровати и, тяжело дыша, смотрел в окно, за которым на столбе висел фонарь. Он, покачиваясь,
– Ты чего так подкинулся? С тобой всё в порядке? – раздался сонный голос жены, и она, сев рядышком, погладила меня по спине.
– Всё в порядке, родная, ложись, – пробормотал я, – просто сон неприятный приснился. Спи.
Тревожные ночные ощущения, навеянные сном, младшим братом смерти, развеялись быстро. Не успел я прибыть на работу, как начался обычный для отделения уголовного розыска «дурдом», который быстро вправил мне мозги и наставил на путь истинный. А через пару дней я уже забыл о ночном кошмаре.
Рабочий день закончился, и служивый народ дружно топтался под большим навесом, укрывающим входную дверь в отдел полиции от непогоды. Шёл сильный дождь и все, у кого по глупости не оказалось зонта, с завистью смотрели на обладателей оных, которые гордо скакали по лужам, кто к машине, а кто на автобусную остановку. Я тяжело вздохнул – моя машина стояла в двухстах метрах, а зонта у меня не было. Бежать под дождём не хотелось. Пока доберусь до машины, то промокну насквозь. Решил подождать.
Мне повезло: дождь вскоре прекратился, и я, не особо торопясь, добрёл до машины, успел сесть внутрь и завести двигатель, как непогода разыгралась с новой силой. Работающая печка заполнила салон теплом и уютом, окна «затянуло», и я оказался в своём маленьком мирке, в котором меня никто не беспокоил. Откинув спинку кресла, устроился поудобнее и, прикрыв глаза, слушал, как по крыше машины топчутся беспокойные капли.
* * *
…Теплушку болтало как ненормальную, и я в который раз удивился этому. Ну да, сделаем скидку на то, что до войны мы ездили в пассажирских вагонах, которые были не такие разболтанные и расхлябанные. Да и чинить подвижной состав в военное время некогда. Я вздохнул. Всё это понятно, но я не ожидал, что будет болтать с такой силой. Приходилось держаться за стенки, чтобы не свалиться.
– Толик! Хватит там торчать! – услышал я чей-то голос, но не придал этому значения.
– Толь! Давай иди сюда, обедать пора! Отцепись ты от этого бревна! – уже совсем рядом раздался тот же голос, и кто-то потеребил меня за рукав гимнастёрки.
Но я уже не обратил на это внимания. Спереди, от головы состава, на меня накатывала волна тревоги. Я перегнулся через брус, загораживающий широкие двери теплушки и, щурясь от встречного ветра, внимательно всмотрелся вперёд.
И увидел их. Две точки, быстро увеличиваясь в размерах, гнали перед собой волну страха. Пара фронтовых бомбардировщиков! Они шли в лоб составу, и я понял, что даже если мы сейчас затормозим, то остановиться эшелон не успеет.
Состав начал набирать ход, а навстречу самолётам потянулись хиленькие пулемётные трассы, которые явно не могли остановить несущуюся навстречу поезду крылатую смерть. Однако пулемётчики свою работу выполнили! От их светлых, прочертивших серое небо полос, самолёты, ощерившись свастикой, шарахнулись в стороны. В последний момент я успел разглядеть, как они, поднявшись выше, пошли на очередной заход с хвоста поезда. Вновь накатила холодная волна страха и я увидел, как один из самолётов, развернувшись, быстро догонял несущийся на большой скорости состав.