Я тебя прощаю
Шрифт:
Может, это животное издает какой-то особый залах, который мальчики пытаются заглушить с помощью аромата роз?
Пройдя к стенному шкафу, Лукас распахнул дверцы, но не увидел ничего, кроме скомканной простыни, двух собственных фотографий, одеяла и своей любимой, недавно исчезнувшей старой рубашки.
И это подстилка для зверя? Он схватил рубашку, в бешенстве повернувшись к сыновьям.
— Где он?
— Кто, папа? — Голос Монтегю прозвучал невозмутимо, но пальцы застыли на спутанных шнурках второго ботинка.
— Ваш
— Любимец?
— Где существо, которому вы скармливали куриный бульон? Что происходит? Вы притворялись больными и послушными, убирали в доме, готовили ужин — только чтобы усыпить мою бдительность!
В тишине он услышал шум воды в душевой — этот звук было невозможно спутать с каким-нибудь другим.
— Папа, мы опаздываем в школу. Ты не подвезешь нас?..
Слово «опаздываем» сработало как сигнал. Взглянув на часы, Лукас вспомнил о Стинки Брауне. Сквозь стиснутые зубы он процедил:
— Я иду принять душ. Мы поговорим по дороге в школу.
Побледневшие мальчики воззрились на него.
— Папа, нет! Мы все объясним! Сейчас же!
— Сейчас у меня нет времени. Объяснения подождут.
Он испытал смутное удовольствие, заметив испуг мальчиков. Если вопрос не решится сам собой в машине, они поговорят с друзьями в школе и, если повезет, найдут новых хозяев для своего последнего приобретения — и проблема отпадет сама собой к тому времени, как он вернется домой.
— Чтобы к моему возвращению оба были готовы, — велел Лукас, раздеваясь и направляясь к себе.
Пеппин бросился следом.
— Папа, но…
Лукас круто обернулся.
— Да? Что это за внезапное желание исповедаться?
— Папа, я собирался принять душ…
— У вас есть свой.
В этот момент на него налетел Монтегю, ноги которого в черных высоких ботинках выглядели неестественно громадными.
— Послушай, папа, может, ты примешь душ у нас?
— Похоже, сегодня все сговорились лишить меня душа! — Лукас сдернул спортивные шорты. — И напрасно: я уже разделся, у меня нет времени и терпения на ваши затеи.
Шагая через свою спальню к ванной комнате, откуда валил пар, он услышал, как Пеппин беспокойно произнес:
— Успокойся, Монти. Ведь он сам говорил, что хочет увидеть нашего нового любимца.
— Ну и что?
— Ну и не дергайся. Это сработает. Что сработает?
— Может, они столкуются.
— Болван!
— А что? Очень даже может быть.
Клубы пара вырвались из просторной душевой кабины, когда Лукас распахнул дверь и шагнул на розовый мрамор, скользкий от мыла.
Теплая вода с силой ударила ему в лицо, и он закрыл глаза. Машинально он протянул руку, нашаривая на полочке мыло, но его там не оказалось.
Внезапно теплые пальцы вложили в его правую ладонь пахнущий розами брусок.
— Благодарю, —
Ему понадобилась секунда, чтобы опомниться.
Он не один.
Руки Лукаса замерли на шее.
Распахнув глаза, он увидел, как она вышла из розового тумана позади него — словно нагая богиня из причудливейших фантазий подростка, словно Венера, выходящая из морской раковины, на картине, которую он видел во Флоренции.
Он ее знает.
В ее голубых глазах тоже вспыхнуло узнавание.
Высокие скулы. Золотистые волосы. Фигура модели. Плавные изгибы. Безупречная, как алебастр, кожа.
Она была точной копией девушки, приходившей к нему во сне. Она была девушкой из ночных кошмаров и той, что с каждой ночью становилась все ласковее, пока однажды не забралась к нему в постель и не принялась дразнить, да так сильно, что он едва не обезумел от желания.
Неужели и сейчас он видит сон? Или же она живая?
Почему-то вспомнилось загадочное ощущение, которое он испытал, выйдя из библиотеки Моуранов и обнаружив, что кто-то за ним наблюдает. Только тогда там никого не оказалось. И все-таки он чувствовал себя так, словно некий посторонний дух, могущественный и невыразимо нежный, соединился с его душой. На несколько блаженных секунд он был обезоружен, избавлен от гнева и горечи. Водопад запертых на замок, но желанных чувств низвергся из него. Он все еще ничего не понимал.
Сны о прекрасной блондинке. И вдруг она здесь. Во плоти.
Это было невероятно. Слишком невероятно, чтобы поверить в реальность происходящего.
— Привет, — послышался робкий нежный голос.
Значит, она настоящая.
Лукас моргнул раз, другой, но девушка не исчезала. Ее глаза сияли. Она была невыразимо прелестна — и обнажена, как в день, когда появилась на свет. Лукас вдохнул благоухание роз.
Вот уже неделю его преследовал этот запах. Теперь Лукас понял почему: это был запах незнакомки.
Он ощущал себя Адамом, нашедшим свою Еву.
Казалось, всю жизнь он стремился к этой минуте.
Забавно: несмотря на то, что он смотрел в глаза девушки, всеми силами стараясь не отводить взгляд, и сосредоточиться на ее черных ресницах, слипшихся от сверкающих капель влаги вокруг бесподобно голубых глаз, Лукас заметил и нечто иное.
Струйки шампуня стекали по ее шее и белопенным холмикам к соскам.
Она была великолепно сложена: с высокой грудью идеальной формы, мягко округленным животом, узкой талией и гладкими, бесконечно длинными ногами. Ее губы приоткрылись в нежной полуулыбке, и Лукас заметил тонкую щелочку между передними зубами. Лукас, который был лучшим учеником по английской литературе в колледже, вспомнил слова Чосера о том, что такая щелочка — признак чувственной натуры.