Я – телохранитель. За пригоршню баксов
Шрифт:
Марецкий победил.
Заказали водки для Марецкого и сок для Китайгородцева, ещё попросили официанта принести какой-нибудь салатик – это тоже для Марецкого. Официант обслуживал их споро, но с какой-то настороженностью и скованностью, из чего Китайгородцев окончательно заключил: не любят здесь Марецкого, опасаются. А тот был невозмутим и явно не тяготился жизнью. Откинулся на мягкую спинку стула, посматривая вокруг взглядом, заметно подобревшим после первых ста пятидесяти граммов выпитой водки.
– Давно ты в телохранителях? –
Скучал человек. Надо же хоть о чём-то поговорить, время занять – вот он и спросил. Так, по крайней мере, это выглядело со стороны.
– Давно, – ответил Китайгородцев.
– Нравится?
– Вполне.
– Зарабатываешь много?
– Хватает.
– Чего ты скучный такой? – засмеялся Марецкий. – Отвечаешь как по учебнику. Ты мне скажи – в переделках бывал?
– Бывал.
– Ну, и как оно?
– Нормально.
– Вот я и говорю! – еще больше развеселился Марецкий. – Из тебя слова не вытянешь! А мне в подробностях интересно. Рассказывай – на твоего клиента хотя бы раз покушались?
– Да.
– Так-так! – оживился Марецкий. Торопливо плеснул в свою рюмку водки, но не выпил, рюмку зажал в руке, а сам посмотрел на собеседника озорным взглядом, который просто лучился ожиданием интересных и чертовски завлекательных подробностей. – И что же ты сделал с покушавшимся?
– Убил.
Марецкий ещё продолжал улыбаться, но в глазах уже не было озорного веселья, а ещё через пару мгновений он обнаружил в своей руке рюмку с водкой и поспешно поставил её на стол.
– Шутишь? – спросил неуверенно.
– Нет.
Да уж, конечно, какие тут шутки.
Дальнейшая трапеза проходила в полной тишине. Китайгородцев молча потягивал сок. Марецкий с задумчивым видом пил водку. Он здорово нагрузился бы в течение ближайших тридцати или сорока минут, если бы не появление в зале ресторана тоненькой, как тростинка, девушки в коротком платьице и со столь же коротким хвостиком русых волос. Она была похожа на человека, только этим летом распрощавшегося со средней школой. Юна, застенчива и пуглива. Марецкий встретил её взглядом опытного дрессировщика, примеряющегося, с чего бы начать процесс приручения новой подопечной. Он не поднялся, чтобы поприветствовать даму, лишь коротко кивнул и произнёс:
– Рад вас видеть.
Судя по всему, это и была Маша Мостовая. Из своей нелепой девичьей сумочки Маша извлекла неновый диктофон, из чего Китайгородцев сделал вывод, что сей предмет одолжен на время у старших, более опытных коллег по журналистскому цеху. Ещё появился маленький блокнотик и гелевая ручка, купленная по случаю в магазине канцтоваров за шесть рублей. Маша с таким тщанием, почти детским, всё проделывала, что не оставалось никаких сомнений – волнуется донельзя, тянет время, чтобы хоть немного освоиться в новой обстановке. Китайгородцев никогда прежде не встречал таких застенчивых журналистов. И подвыпивший Марецкий всё прекрасно понимал. Смотрел на девушку
Наконец осмелилась поднять глаза на сиятельного Марецкого и спросила неуверенно:
– Начнём?
В ответ Марецкий благосклонно кивнул. Он был похож на многое познавшего в этой жизни мэтра, готового передать свои знания поколению молодых, еще не оперившихся птенцов-последователей.
Маша щёлкнула кнопкой диктофона.
– Игорь Александрович! – произнесла она почти торжественно. – Что для вас музыка?
Китайгородцеву показалось, что во взгляде Марецкого промелькнула усмешка, но ответил он серьёзно:
– Музыка – это философия. Да-да, именно философия, – проявил настойчивость Марецкий, будто с ним кто-то пытался спорить. – Потому что философия – это прежде всего объяснение жизни. А музыка как раз и объясняет нам самих себя. Объясняет то, что творится в душах людей. Она звучит внутри нас, она – часть нас самих, она и есть наша сущность…
Он сделал паузу. И Маша, и Китайгородцев ждали продолжения. Но Марецкий вдруг спросил у девушки:
– Вам действительно хочется слушать всю эту ахинею?
Маша вздрогнула и покраснела. Растерялась, не зная, что ответить.
– Ну что за вопросы такие? – вздохнул Марецкий и печально посмотрел на собеседницу. – Что для вас музыка? Каковы ваши творческие планы? Над чем вы сейчас работаете? Это же все бред, Машенька. Вы где учились журналистике?
– МГУ, – едва слышно ответила девушка, краснея уже до свекольного цвета. – Факультет журналистики.
– Так, понятно, – взял инициативу в свои руки Марецкий. – В любом случае выкиньте из головы все вопросы, которые вы заготовили заранее. Оставьте только то, о чём хотели бы меня спросить, но боялись. Или стыдились.
Он широко улыбнулся, давая понять, что сердиться не будет. Позвал официанта.
– Нам вина для девушки. Машенька, вам белого или красного? А, ладно, красного. Потом ещё мясного чего-нибудь. Маша, вы не вегетарианка, случайно? Нет? Вот и славно. Значит, мясного чего-нибудь. Салат – такой же точно, как мне принёс. И вот грибы ещё у вас хорошо готовят. Грибы есть? Неси! Так вот насчет интервью, – это уже Маше. – Давайте что-нибудь живенькое соорудим, а? Ну, например, такой вопрос: музыка эротична?
Маша снова покраснела.
– Вы вообще откуда? – спросил у нее Марецкий. – Ведь не из Москвы, верно?
– Из Торжка.
– Господи, славно-то как – из Торжка! – почему-то обрадовался Марецкий.
Он уже прилично выпил, и градус его настроения стремительно рвался ввысь.
– Итак, об эротичности музыки. Знаете ли вы, милая моя Маша, что когда женщина говорит мужчине «да», в пятидесяти восьми процентах случаев, согласно статистике, при этом звучит музыка?
Официант принес вино, налил в бокал, который поставил перед девушкой. Марецкий с готовностью поднял свою рюмку: