Я – телохранитель. Забыть убийство

Гриньков Владимир Васильевич

– Хозяин ждёт!

Не хозяйское это дело – ждать. Китайгородцев оставил свой завтрак.

Лисицын сидел на диване в одной из комнат первого этажа. Ногу закинул на ногу, несколько верхних пуговиц своей просторной белоснежной рубашки расстегнул, оголив загорелую грудь – ему бы ещё чубук в руки, и он совсем стал бы похож на помещика в беззаботное утро выходного дня.

Поздоровались. Лисицын смотрел испытующе.

– Ознакомился с обстановкой? – спросил он. – Картина более-менее ясна?

Ожидал, наверное,

что Китайгородцев ему сейчас доложит, как он службу несёт. А докладывать было не о чем.

– Я здесь не работаю, – сказал Китайгородцев.

Лисицын приподнял бровь, удивившись такому ответу.

– Мне запретили перемещаться по дому, – доложил Китайгородцев. – На второй этаж доступ и вовсе закрыт. Мне даже план дома не предоставили.

– А ты просил?

– Просил.

– Зачем? – спросил Лисицын и посмотрел внимательно.

– Мне этот дом охранять. А я даже не представляю себе, где здесь что. Моя работа в том и заключается, чтобы всё знать и всё предусмотреть. Любые опасности, которые угрожают…

– А они угрожают? – живо откликнулся Лисицын. – Они есть, эти опасности?

– Сколько угодно! В доме сумрак даже днём, а лампы не зажигаются никогда. Дежурное освещение вообще отсутствует. Комнат множество, выключатели расположены в самых неожиданных местах, и при этом все они – без подсветки. Я нигде не увидел огнетушителей. На лестнице, которая ведёт на второй этаж, не положили ковровую дорожку, там скользкие ступени, а вашей маме, извиняюсь, сколько лет? В доме нет сигнализации, ни одно окно не защищено, входная дверь порой остаётся открытой, нет даже примитивной системы видеонаблюдения за территорией, сама территория не освещена…

– Шпаришь, как по написанному. Вас этому где-то учат?

– Учат.

– Хорошо, я вижу, ты учился, – оценил Лисицын.

Он не заинтересовался и он скучал.

– И это ещё не всё, – сказал Китайгородцев. – Я подозреваю, что за домом следят.

– Кто?! – встрепенулся собеседник.

Проняло его, наконец.

– Я пока не знаю, – ответил Китайгородцев. – Но там, за лужайкой, в ста метрах от дороги, я обнаружил лёжку.

– Что ты обнаружил? – не сразу сообразил Лисицын.

– Лёжка – это место такое, которое предназначено для наблюдения за объектом, для прицельной стрельбы, для подрыва, наконец.

– И что – ты такое обнаружил?

– Да.

Лисицын засмеялся.

– Ты говорил кому-нибудь?

– Нет, – ответил Китайгородцев.

– И не говори!

Лисицын покачал головой.

– Я тебя недооценил, – сказал он. – Смотрю: с палочкой такой, хромает, лампочки вверните, говорит… Ну, чисто завхоз. А ты тут кое-что углядел, я вижу. Это мои люди за домом присматривали, – он понизил голос. – Негласно, так сказать. Чтобы никто не знал.

Он не стал объяснять – зачем. А Китайгородцев не спросил. Не положено

потому что спрашивать, если что-то напрямую к делу не относится.

– Теперь не будут, – пообещал Лисицын. – Раз ты здесь.

Произнёс вроде бы шутливо, но что-то его тревожило, что-то держало в напряжении, Китайгородцев это чувствовал.

– И ещё одна история, – сказал Китайгородцев. – Вчерашней ночью. Для меня тут много непонятного. Мне говорили, что жильцов тут двое: ваша мама и ещё Михаил, родственник. А я ещё здесь видел человека.

– Когда?! – вскинулся Лисицын.

– Этой ночью. И накануне – тоже. Пожилой такой. Можно сказать, что старик.

– Старик?

– Ну да. Лет за шестьдесят ему, наверное. Или даже больше.

– Где ты его видел? В доме? – спросил недоверчиво Лисицын.

– И в доме – тоже.

– Но ты уверен? Ты не ошибся?

– Ошибиться тут невозможно.

– Хорошо, расскажи о том, как ты его увидел, – попросил Лисицын, явно всё ещё не веря собеседнику.

Что-то Китайгородцев тут напутал, мол. Не может такого быть. Чепуха какая-то, не иначе.

– Это там, на втором этаже, – сказал Китайгородцев. – Я заглянул в одну из комнат. Случайно. Этот человек сидел там. За столом. Я никогда его прежде не видел.

– И что же он тебе сказал?

– Ничего. Я закрыл дверь и ушёл.

Лисицын засмеялся. Что-то смешное в этой истории он обнаружил.

– Сегодня ночью я увидел его снова, – невозмутимо продолжал Китайгородцев.

– Где? – осведомился Лисицын, не утеряв былой веселости.

– На улице.

– Неужели? – изобразил изумление Лисицын.

– Я стоял у окна и вдруг увидел его. Был дождь, сильный дождь, а этот человек почему-то оказался без зонта. Странно, – оценил Китайгородцев. – И выглядел он тоже странно.

– Почему?

– Не знаю. Трудно объяснить.

– Но это точно был он? – осведомился Лисицын.

– Кто?

– Это тот человек, которого ты видел в доме?

– Да! – уверенно ответил Китайгородцев.

– Может, ты плохо рассмотрел? Может, это вовсе не человек, а какой-нибудь призрак?

Китайгородцев обиделся бы, если бы было можно.

– Расстояние какое было? – спросил Лисицын.

– Несколько метров. Сначала. А потом он подошёл к окну. Совсем близко.

– Подошёл? – переспросил Лисицын.

И только сейчас Китайгородцев заподозрил, что изумление собеседника – не наигранное.

– Он подошёл? И ты видел его близко? – уточнил Лисицын.

– Да.

– И это действительно был тот самый человек?

– Да, это был он.

– Хорошо, – пробормотал Лисицын. – Иди со мной.

Он поднялся с дивана и направился к выходу из комнаты. Его охранник, дежуривший за дверью, вознамерился было увязаться за ними, но был остановлен нервным жестом хозяина.