Я – твой должник

Кинселла Софи

Мы уединяемся в маленькой комнате с окнами в сад. Сюда на время праздника стащили мебель из гостиной; мы кое-как примостились на полу между двумя диванами – ну и пусть. Мы целиком захвачены разговором. Райан уже с час изливает мне душу, а я слушаю, как завороженная, потому что ничего подобного не ожидала.

Все, что я слышала от Райана о Лос-Анджелесе прежде, – это гламур. Волнение. Знаменитости. А теперь речь о реальном положении дел. Весьма плачевном. Он не похож на прежнего Райана, он разбит. Измотан. Сыт по горло.

И чем дольше я

слушаю, тем больше убеждаюсь, что так и есть. Райан поставил точку. Не знаю, как его так быстро качнуло от «мой дружище Том Круз» до нынешнего состояния, но Лос-Анджелес он больше видеть не хочет.

– Они все там двуличные, – твердит он. – Каждый ублюдок.

Я не совсем въехала, что произошло, вроде там замешаны два человека по имени Аарон. Но суть в том, что Райан с двумя парнями пытался открыть свое дело, и те двое не выполнили обещанного, и теперь он на мели.

– Обдирают как липку, – вяло говорит он. – О работе хотят говорить только в японском ресторане или на яхте. Все только и думают, как бы тебя обставить. Безумие какое-то.

– Ты сказал «на мели», – осторожно говорю я. – Ты же не имел в виду…

– Я без гроша, Фикси, – разводит он руками. – Полный облом. Даже жить негде.

– Черт, – вырывается у меня.

Мне становится не по себе. Как может приключиться облом у Райана Чокера? Я помню, как они с Джейком, семнадцатилетние, разъезжали на кабриолете. У него же были деньги. Были. Как можно вдруг потерять все?

– И что ты теперь… Где…

– Я пока остановился у Джейка. Твой брат – просто супер. Но потом… – Он качает головой, и лучи вечернего солнца играют на белокурых волосах. – Тяжело это. Когда есть мечта и ты полностью выкладываешься, чтобы ее осуществить, и все срывается.

– Знаю, – с чувством произношу я. – Я хорошо понимаю, каково это.

Услышанное вызывает болезненный укол в сердце. Я помню стопку зеленых фартуков под кроватью. Помню захлестывающую горечь поражения.

– Я тоже это пережила, – произношу я, глядя на ковер. – Знаешь, я ведь пыталась запустить компанию по кейтерингу. Провернула уйму работы для супружеской пары, неких Смитсонов. У них было рекламное агентство, и они кормили моими обедами своих клиентов, а мне так и не заплатили. Я оказалась в долгах, и это было… – Так, спокойно. – Я закупила вырезку высшего качества, рассчиталась с персоналом, а они все сожрали и не заплатили ничего…

Как я ни стараюсь держаться, голос дрожит. Обычно я стараюсь не говорить о Смитсонах: больно вспоминать, как меня обдурили. И еще стыдно: зря я не послушалась мамы. Она разбирается в малом бизнесе, знает, какие бывают риски, и она меня предупреждала. Расспрашивала о выставлении счетов, о потоке наличности. А я так хотела, чтобы все получилось на высшем уровне, что приукрашивала положение дел.

Больше я такой ошибки не совершу. Ничего не приукрашу, не скрещу пальцы в надежде на лучшее, никогда не стану выстраивать бизнес на сладких речах, обещаниях и рукопожатиях. Если из этой истории и получилось что-то

хорошее, так это опыт. Я стала осторожнее.

– Были и другие моменты, – продолжаю я. – Плохая финансовая ситуация. Я слишком высоко замахнулась. Прорваться на рынке оказалось труднее, чем я ожидала. И история со Смитсонами на пользу не пошла.

– Ты подавала в суд? – с интересом спрашивает Райан. – Может, из них хотя бы теперь удастся вытрясти деньги?

Я качаю головой.

– Они обанкротились.

Это был последний ядовитый козырь у них в рукаве. Проигнорировали счета, письма, даже мои визиты в их контору и объявили себя банкротами. Где-то в базе данных я числюсь среди их кредиторов. Но продолжать дело я уже не могла. Средства кончились, и нельзя было еще раз кинуться к маме. С «Едой Фарров» было покончено.

Тогда я и приняла решение направить все силы на семейный магазин. Потому что я люблю его, это наше наследство, и такое дело мне по плечу. Работа в магазине даже развивает кулинарные навыки, когда я советую посетителям какие-либо продукты.

А когда находит тоска по мечте о кейтеринге, я напоминаю себе: свой шанс я уже использовала.

– Те, кто сам через такое не прошел, не поймут, – говорю я. – Никто.

– Именно. – Райан пристально вглядывается мне в глаза. – Они не знают, каково это. Фикси, ты единственный человек, кто все понимает.

Сердце взмывает вверх: я единственный человек, который понимает Райана?! Главное – не поплыть.

– С девушкой мы расстались, – кратко добавляет он. – Люди раскрываются в таких ситуациях.

Он трет ладонями лицо, словно пытаясь стереть воспоминания.

– Чего я только не делал. Пытался с ней объясниться. Но такие девушки… Это пустышки. Как личность ты их не интересуешь, они смотрят, что ты можешь им дать. Сколько на них потратишь. Как поможешь в карьере. Едва она поняла, что у меня проблемы… – Он щелкает пальцами. – Все кончилось.

– Стерва, – вырывается у меня, и Райан благодарно улыбается в ответ.

– И что теперь? – спрашиваю я. – Что ты собираешься делать?

– Понятия не имею. Но это будет что-то совсем другое, понимаешь? – с напором говорит Райан. – Без всяких дурацких дымовых эффектов и зеркал. Настоящие люди. Настоящая работа. Рукава засучить – и вперед.

– Ты со всем справишься, – говорю я. – А накопленный опыт – это… прекрасно!

Райан пожимает плечами.

– Скажем так, свои слабые места я знаю.

– Тогда остается только решить, чем ты займешься, – подбадриваю я его. – Найди новое направление. В смысле, иногда надо спуститься на несколько ступенек, чтобы потом взобраться по лестнице выше…

– Конечно, – криво улыбается Райан. – На пост генерального директора я не претендую.

Некоторое время он смотрит вдаль, а потом тихо добавляет:

– Чему я научился, Фикси, так это не высовываться.

На меня вновь накатывает волна теплоты. Он такой же, как я. Получил от жизни удар – но не сломался. Дудки!