Я твой ужас и страх
Шрифт:
— Раз тебя не вытащит никакой свет… — улыбнулся он, обнимая ее. — Этим займусь я.
— Попробуй, придумай. Я буду рада, страх, — прошептала Валерия. — И вот опять утро.
И вновь по их договору наставала пора прощаться. Пусть он вспомнил, кем являлся, но он не воскрес, не сделался снова человеком. Ведь умирают все только один раз. Валерия лишь удивлялась, кого же видела тогда в его сне, почему та несчастная девушка
— Я… Я тебе это никогда не забуду! — на прощание не находил подходящих слов Бугимен.
— Вроде благодарность, а в твоем исполнении звучит, как угроза, — рассмеялась Валерия, как обычно. Как в те дни, когда они спасали друг друга от отчаяния.
— Ночью я вернусь. И буду возвращаться постоянно. И днем тоже.
— Так возвращайся… Я снова буду ждать!
***
И он возвращался, каждую ночь они говорили, возражали друг другу. Но постепенно догадывались, что это уже не слишком похоже на вражду, вернее, совсем не похоже. Что-то в этом мире пришло к своему равновесию, что-то нашло иной путь, хотя бы среди Хранителей Снов. Добрые сны с тех пор лечили истерзанные души и стояли на страже мирного покоя детей. Кошмары же видели те, кто их заслужил.
Видел кошмары бритый маньяк, заключенный под замок лечебницы-тюрьмы. Он наносил на кожу отметки о каждой своей жертве, и эти короткие шрамы покрывали всю его бледную кожу.
Последними словами клял в карцере тюрьмы тревожные сны одноглазый бандит, который почти без причин убил своего старшего брата. (В кошмарах последний являлся слишком живо).
Видел кошмары жестокий пират на далеком тропическом острове, обрекая на казнь и страдания несчастных пленников. Ему являлась скорая смерть от ножа и образы прогнившего прошлого. «Это безумие! Я тебе уже говорил, что такое безумие?» — твердил он, но Король Кошмаров лишь усмехался. Он-то знал. И знал, что круг безумия реально разомкнуть, отныне знал. Благодаря Валерии две черные тени больше не преследовали его. Пусть черный песок и оставался его верным оружием, но и оно нашло свое применение в качестве заслуженной кары.
И так почти каждому являлся он, чья совесть была чернее дегтя в этой жестокой реальности. Для них сны делались наказанием, ловушкой за деяния. А все их замученные жертвы уже в ином мире созерцали чудесные видения вечного покоя.
Лишь Валерия
И у матери, и у отца вскоре образовалось по новой семье, где родившиеся дети не слышали ссор и криков, где царил мир. Валерия искреннее радовалась, созерцая, как их маленький мир приходит в свое равновесие. Пусть и такой ценой. Жаль, что не вся планета, иссеченная новостями о страшных событиях.
Но приходилось мириться со скорбью. Валерия несла ее, впитывала, и оттого ее окутывал серый песок, которому вскоре дивились и Хранители Снов, предрекая, что после смерти она станет одной из них. Хранителем Скорби, духом, что приходит на помощь тем, кому уже не помогут радостные сны, тем, кто утешает, даря покой.
А Король Кошмаров, в целом, отложил планы по захвату мира до иных времен. Он больше не желал власти, а болезненно стремление быть для кого-то видимым и осязаемым успокаивалось каждый раз, когда он приходил к Валерии. В его душе тоже настал покой.
— Ночью я вернусь. И буду возвращаться.
— Так возвращайся… Я снова буду ждать!
Так заканчивались их диалоги раз от раза, их встречи. Шли годы. И однажды настал тот день, когда он бы вновь вернулся. А вот она — нет, она уже не сумела, потому что жизнь человека, словно анемон, хрупка и недолговечна.
С тех пор ее не хватало, сделалось пусто. И он вскоре признался себе, что, вопреки своей сущности, видит светлые сны, где она представала снова живой, как совсем недавно, как тысячи лет назад. Счастливые сны Короля Кошмаров — абсурдно, но невыносимо горько.
— Больше никогда?..
— Мы скоро встретимся… — шумом ветра доносился ее голос.
И различался силуэтом средь туч, прозревших лучами солнца, новый добрый дух в сером оперении и с золотой розой в руках, символом их новой надежды.