Я - убийца
Шрифт:
А посреди зала на невысоком помосте в цветных лучах театральных софитов прекрасная пара – гибкий, сильный Ромео (лишь в бархатной шапочке с пером) и хрупкая, нежная Джульетта, украшенная веночком белых цветов. В страстных объятиях, покрывая друг друга жгучими поцелуями, они неудержимо приближаются к сладостному мигу первого обладания. Ромео и лаской, и силой пытается преодолеть заслон стыдливости. Джульетте, увлажненной нарастающим желанием, все труднее сдерживать его и себя. Она невольно содрогается от прикосновения к его колену. Она изо всех сил прижимается к Ромео, а ноги ее сами собой охватывают любимого. Ромео в любовном экстазе
Вся публика развернулась и уставилась на...
Но Ромео не спешил!
Джульетта подрагивала в нетерпении, теснее прижимаясь к груди Ромео... И вот уже, казалось бы... Совсем рядом. Ромео дал ей прикоснуться, но не более. Джульетта ждала, напрягаясь, пульсируя от нетерпения.
– Это фирменное блюдо заведения, – шепотом сообщила Лика. – Дефлорация. Откуда-то привозят девственниц. И вот. Работает профессионал. Он нас консультировал на съемках эротических сцен. Большой специалист сексуальных эффектов. Казалось бы, все просто. В данном номере главное – разжечь, а делать это следует не спеша, чтобы все могли наблюдать и наслаждаться процессом. И потом, когда девственница достигнет апогея возбуждения, когда сама пойдет в наступление, подержать ее так подольше, но не дать остынуть. Выдержать! А потом воткнуть! И тут – гром аплодисментов. Но... Мастер каждый вечер преподносит разные спектакли. То это грубое насилие – невинная жертва в лапах садиста. Впечатляюще! То это соблазнение синего чулка. Каждое выступление меняются персонажи. Очень интересно получился мальчик со старой девой. Были еще папа и дочка. Доктор и пациентка. Увлекательнейший театр.
Тем временем Ромео рукой погладил Джульетту там... И она, казавшаяся оцепеневшей, вдруг отозвалась! Затрепетала, застонала, вот-вот уже... Но он убрал палец. Она вскинула попку!.. Ромео, развернувшись, упал на спину, Джульетта оказалась сверху. Он выгнулся дугой – на вершине оказалось самое главное!..
Зрители сгрудились возле самого помоста, разглядывая почти в упор!
И это случилось! Ромео коснулся... И Джульетта сама опустилась на него... До самого упора. Застонала и обмякла. Ритмично подрагивая.
Ромео опустился спиной на помост и, нежно обнимая Джульетту, двинулся раз, другой, еще и еще.
Джульетта тихо заплакала, уткнувшись лицом в грудь Ромео. И он сделал еще несколько глубоких и сильных движений – выскочил из нее – и мощный заряд спермы улетел к потолку! Член был в крови!
Раздался всеобщий вздох облегчения и радости. Немного похлопали. И разошлись, обсуждая каждый свое.
Освещение на помосте выключили. Официантки в белых платьях вынесли покрывала – белое для Джульетты, черное для Ромео, – и они, не раскланиваясь перед публикой, скрылись в темноте.
– Волнующее зрелище, – разгоряченная Лика прижала к себе локоть Гордеева. – Наверное, я не смогу сейчас говорить с менеджером. Уведи меня отсюда. Скорее.
Они не без труда нашли вестибюль. Сперва заблудились и попали в большой банный зал с бассейном, в котором множество пар предавались самым затейливым любовным утехам, сплетаясь парами под водой, игриво бултыхаясь на мелководье.
Но Лика с Гордеевым прошли мимо...
В вестибюле появился томный юноша-швейцар, молча поклонился и распахнул перед ними дверь. И погас свет!
На улице показалось свежо и прохладно. Лика еще теснее прижалась к Гордееву.
– Зябко, – сказала она, нервно стуча зубами.
До машины почти бежали.
Лика сразу забралась на заднее
– Согрей меня!
– Через десять минут мы будем у меня, – прошептал Юрий, приближаясь губами к Лике, – и там согреемся.
– Через минуту я умру! И ты меня потом не отогреешь. – Лика притянула его к себе и впилась губами в его рот. – Все! Все до конца! Немедленно... Сейчас...
Она, извиваясь в объятиях Гордеева, освобождалась от одежды сама и раздевала Юрия.
Позабыв обо всем на свете, о том, что их могут увидеть прохожие, да и вообще... В тесноте кабины... Юрий припал к пышной груди, целовал, как ненасытный сумасшедший.
– Да, милый, да! – почти прокричала Лика.
Никогда еще Гордеев не испытывал такого жгучего, невыносимого желания. Поистине животное чувство овладело им. И он трахал просто и сильно, как самец. Трахал неутомимо, без нежностей и оглядок. Будто они одни на свете. Он! Со своей самкой! И она принимала его, содрогаясь, как земля под ударом молнии. Содрогалась и отзывалась стоном. Все нарастающим стоном любовной истомы.
И они, конечно, совсем не слышали, как приблизился черный джип, как опустилось затененное стекло, как показалась сверкающая линза объектива.
– Однако, – восторженно прошептал Вадим Викторович, настраивая видеокамеру, – сегодня у нас получается гораздо интереснее.
Глава 21
Беглец очнулся перед рассветом. Он не понял, почему его зубы выбивали такую ужасающую дробь – то ли от холода ночи, то ли от лихорадки. Это была не просто дрожь. Беглец не мог совладать с челюстями. Они клацали, как у школьного скелета, и Николай непроизвольно зажал рот здоровой рукой. Пуля, ранившая в плечо, попала как раз в момент его падения, но прошла снизу вверх, пробив лопатку, и вышла под ключицей, не задев легкого. Иначе он давно был бы мертв. Но потеря крови, рана в боку, общая истощенность и нервное напряжение сделали свое дело. На второй день передвигался в два раза медленнее, чем накануне. Грела и заставляла двигаться вперед только одна мысль – сумел ли Эдик доказать оставшимся, что перед ними последняя возможность избежать колуна, пилы или тесака. Чем дольше он на свободе, тем дольше его будут искать, но, по крайней мере, у них будет фора в первые два часа, пока Газаев разберется, что произошло, и вернется в лагерь организовывать травлю.
А в лагере, после опрометчивого приказа Газаева, остались только два охранника и десяток рабов. Их сбили в кучу и заставили зайти в здание старой кошары, где до этого они провели ночь.
– Лихой мужик. Выходит, он его не убил, – хлопал глазами липецкий омоновец.
– Я же тебе говорил, мужик знает, что делает, а ты – кровь из носа. Не знаю, как в липецком ОМОНе, а москвичи что надо.
– Радуйтесь, дураки, если его поймают. Кожу сдерут. А если нет, то с нас в отместку, – сказал кто-то, кто до сих пор молчал.
– Иди ты знаешь куда... Я ж спецом на валун показал. Как чувствовал, что Колька жив. У нас охраны – два кашевара осталось. Он их за собой повел.
– Эй, собаки, кончай базарить! – крикнули с другой стороны стены.
– У них автоматы, а у нас кулаки...
– Особо не попрешь...
– Ну и жди, когда тебе нож к горлу приставят, – зло выругался липецкий.
– Почему же с кулаками? – И Эдик достал из кармана кривой ржавый гвоздь двухсотку. – Ищите под ногами. Здесь когда-то крыша была.