Я угнал машину времени
Шрифт:
Старый человек любит жаловаться. Мишин дедушка — тот вообще исписал в городе все жалобные книги. Если б еще эти книги кто-то читал. Дедушка жалуется, что у нас вообще больше пишут, чем читают.
— Ты посмотри, какая на нас туча несется, — сказал Сократ, опять прерывая молчание. — То ли смерч, то ли ураган. Никогда не видал такого количества пыли.
Такого количества пыли вообще не видел никто. Как будто вся земля стряхнула ее с себя — вроде собаки, которая отряхивается, выходя из воды на берег.
Туча приближалась
— Знаешь сказочку про серого волка? — спросил Сократ. — Ну-ка, скажи, что в сером волке самое страшное?
— Зубы?
— Нет, не зубы.
— Когти?
— Нет, не когти. Самое страшное в волке — это его серый цвет. Потому что он объединяет волка со всеми серыми. А серых на земле знаешь сколько? Как пылинок в этой туче пыли. Вот они и объединяются. Кровожадность волка с трусостью зайца и глупостью осла.
— А зачем волку трусость зайца и глупость осла?
— Они все друг другу нужны, потому что все они серые. Они утверждают торжество серости на земле. И при этом, конечно, каждый отстаивает свои интересы.
— Такой сказки я не слыхал, — сказал Миша.
— А это не сказка. В каких я страшных снах ни бывал, и всюду самое страшное — это серость. Она не терпит ничего яркого, все яркое норовит сожрать, потому что на фоне яркого особенно видна ее серость. Однажды, помню, мне снился Моцарт, великий человек. И что ты думаешь? Его съели… Нет, не съели… — Сократ задумался. — Как же это? Вроде съели… Нет, как-то иначе… Съели? Нет, не съели… Сальери! Вот! Сальери, представляешь? И нет Моцарта. Ну, и в других снах не лучше… В одном сне перед самой войной всех великих полководцев съели… Нет, что это я? Не съели, а так, как этого Моцарта. Ну да, Сальери, именно Сальери… Перед самой войной…
Туча приближалась, и теперь уже можно было ее рассмотреть.
— Это не туча, — сказал Миша Коркин. — Это татаро-монголы идут на древний Новгород. Сейчас они его сожгут, разорят. Эх, жаль, мы у фашистов не прихватили оружия.
— У серости свое оружие, — продолжал прежнюю мысль Сократ. — Ее оружие — подозрительность. Взять под сомнение древний Новгород — и тогда делай с ним, что хочешь. Можно даже внушить, что под именем древнего Новгорода скрывается какая-нибудь Аддис-Абеба. Помню, как-то я видел сон…
— Опять вы со своими снами! Ну прямо как Обломов какой-нибудь!
— Это какой Обломов?
— Из литературы. Мы в школе учили «Сон Обломова».
— Сон Обломова? Не бывал. В этом сне я не бывал… Вернее, он во мне не бывал… То есть, мне не снился.
— Как же он мог сниться вам, когда он снился Обломову?
— А ты-то как о нем знаешь? Сидишь в моем сне и знаешь?.. — Сократ вздохнул. — Ну и дети пошли. Заткнут за пояс любого взрослого.
Татаро-монгольская туча приближалась.
— Примем бой или пропустим и ударим
— Какой бой? С какого тыла? Сейчас я возьму тебя за руку и ка-ак проснусь! И тогда — не завидую я этим татаро-монголам.
— С тыла бы ударить, — вздохнул Миша. — Только нечем. Нам бы один пулемет, и мы бы спасли древний Новгород.
— Держись за меня крепче, — сказал Сократ. — Раз, два… Три!
Их хорошенько тряхнуло на стыке двух снов, и опять они на опушке леса. Только другого. И город перед ними. Только другой. И туча — только с другой стороны — несется на город.
— Сколько всюду пыли, — сказал Сократ. — Нет нигде спасенья от серости.
— Далась вам эта серость!
— А что ты думаешь? Она же отовсюду наступает на человека! И разве только на человека? Надвинется туча — и сразу серым становится день, закроет посредственность белый свет — и сразу мир поглупеет.
— Это вандалы, — сказал Миша. — Это они несутся на Древний Рим. Сейчас от него останутся только развалины.
— Ну что ты скажешь? Не дают человеку поспать. Такое делают в этих снах, почище, чем в действительности.
— Был бы у нас пулемет, мы бы им показали. С этими вандалами без пулемета нельзя.
— Интересно ты рассуждаешь! Туда пулемет, сюда пулемет… Всех сначала перекосить, а потом жить в мире и согласии?
— Я же не всех, я только вандалов…
— А он разбирается? Он же глупый, он сам не знает, куда палит. Поверни его туда — он туда палит, поверни сюда — он сюда… Нет, брат Миша, с ними нужно не так. С ними нужно по-моему: раз — и…
Их опять тряхнуло — и исчезло войско вандальское. А город остался. Только уже в другом веке. За четыре века до исторического нашествия.
Хорошо, что Миша так здорово знал историю. Иначе ни Риму, ни Новгороду несдобровать.
Но Сократ, конечно, думал, что это все из-за его снов. Перескочил из сна в сон — и конец вандальскому нашествию.
— А ты говоришь — пулемет. Разве под пулемет поспишь? Помню я, в одном сне… Человек плывет по реке, а по нему палят из пулеметов. Раненый он, еле плывет… Хорошо, что я подоспел, подхватил его…
— Чапаева?
— Ну да. Чапаева. Проснулся с ним в другой сон. Отдохни, говорю, подлечись. Так что ты думаешь? Он сразу собрал народ, вышел с ним на Сенатскую площадь…
— Это Чапаев?
— А кто ж еще? Я еле подоспел, а то б его там повесили. Ну, думаю, от греха подальше — проснулся с ним сюда, в Древний Рим. Так он — что бы ты думал? Поднял восстание рабов…
— Чапаев?
— Ясно, что не Деникин. Деникин на такое дело не пойдет.
Ну и каша была в голове у него по истории… Все исторические события перепутались, не поймешь, что, где, когда…
— А что же дальше было с Чапаевым?
— Проснулся я с ним в какие-то далекие будущие времена. Пусть там посидит, подождет. Чем в прошлых временах погибать, лучше спокойно дождаться будущего.