Шрифт:
Ты кто?
– Явился?! Наконец-то!
– Вы кто?
– Вежливый. А ты кто? Кем себя представляешь?
– Я? Я-а…
– Ну!
– Я…
– Чего мямлишь? Ты – самоубийца. Другие здесь не ходят. Не нравится? Ну, убийца.
– Я никого не убивал!
– А себя? Ты же человек… был. Значит, человека убил. Так?
– Выходит, так.
– Выходит… и входит. Вон – река, в какие вы любите входить дважды. Давай. Ты ж за этим сюда пришел.
–Не-е-ет. Там
– А чего тебе терять, все одно помер. Стрелять себе в башку не побоялся, а огонь, видишь ли, ему не нравится.
– Забываю все время, что тела нет, и бояться нечего, но в огонь как-то не хочется.
– Зачем тогда пришел?
– Я не специально. Как упал, так и пошел, куда глаза глядят… А, ну да, глаз тоже нет. Просто пошел.
– Нет, не просто. Тебе ж на тот берег охота.
– На какой?
– На правый.
– Зачем?
– Чет ты затурканный совсем. Ну, посмотри. Да на тот берег, куда пялишься?
– Ой! Лика!
– Лики. Полно ликов. Они ж все почти святые.
– Лика-а-а!!!
– Не ори. Все равно не услышит. Ты разве не заметил, что тут звуков никаких нет.
– Нет, в смысле, звуков нет, я заметил. Там тётя Тося.
– И тетя Тося и папаша твой…
– …и Ринат.
– Сосед? И он там.
– А почему не слышно? Ри-и-и-на-а-а-т!
– Не ори, полоумный! Хотя, с самоубийцы что взять. Говорю же, не слышно. Ну да, ты ж Фома… был. Фома неверующий. Ты зачем сюда пришел? Чтоб на тот берег перебраться. Так?
– Я не знаю.
– Чего не знаешь? К Лике своей хочешь?
– Хочу, конечно. Но я не знал, что она там.
– А чего тогда стрелялся?
– Ну…
– Баранки гну. Иди, Раван, раз пришел.
– Откуда вы знаете? Меня бабушка Раваном звала. А по паспорту – Фома.
– Звала,– передразнил Балахон.– Не нужен тут паспорт, чтобы знать, как тебя звали. А уж как ты сам теперь себя назовешь – твое дело. Раван – значит «уходящий». Ты из-за Лики своей ушел или к ней. Так?
– Так.
Раван спустился по пологому берегу к самой кромке огня. Пламя хлестало по тому, что было раньше лицом. Лика перестала махать рукой, вдруг сникла, опустила голову.
– Лика-а-а!– забывшись, крикнул Раван.– Посмотри на меня-а-а!
И шагнул в огонь. Пламя отбросило назад его серую призрачную фигуру.
– Что, никак?
Раван снова ринулся с разбегу в огненную реку и тут же оказался на прежнем месте – у ног этого странного, наглого мужика в балахоне, откровенно надсмехавшегося над ним. Рассмотреть его лицо, скрытое капюшоном, в тускло-сером свете невозможно. Сквозь балахон мерцал свет, будто лампа под абажуром. Усмешка чувствовалась в голосе, интонации. А к мерцаниям и прочим чудесам за время пути Федя немного привык. Хотя времени тут, как и звуков, не было. Неизвестно и не имело значения, сколько времени он
А теперь? Что теперь делать? Попасть на тот берег без «Балахона» не получится. Придется подстраиваться, искать контакт. «Совсем, как Там,– усмехнулся Раван.– Стоило ли сбегать?»
«Ку-ку!»– неожиданно громко раздалось прямо над бывшим ухом.
Раван вздрогнул. Вот тебе и беззвучие.
– Чего вздрагиваешь?– ожил Балахон.– Ты ж ей должен – это она тебя через Ирий протащила. На этом свете и сочтешься, раз уж про цену размышляешь. Только не обольщайся, на правый берег не доставит. У тебя билет в один конец, Фома.
«Вот гад, читает меня, как по писаному»,– подумал Раван.
– А кто?..
– Доставит? Никто. Только ты сам.
– А как?
– Каком кверху,– беззвучно затрясся Балахон.
– А вы?..
– Я? Я – простой рыбак. Вон, видишь, на червя ловлю.
Балахон сделал движение рукавом влево вниз, и Раван увидел небольшую ямку, кишевшую червями.
– Чего морщишься? Мог бы давно их обедом стать, да не модно нынче. Но не выбрасывать же, вот и держу для наживки.
– Вы… черт?– с запинкой спросил Фома – Раван.
– Сам ты – черт. Я – рыбак.
Балахон резко дернул невидимое удилище и вдруг сунул прямо под нос Равану что-то черное и мокрое.
Слизкий комок зашевелился, и в ватной тишине резко выделился писклявый крик. Неожиданно Балахон тряхнул рукавом и швырнул вопящий комок в белесую тень Фомы, прохрипев: «Ах ты, мерзавец! Кусается!». Федя автоматически подставил то, что заменяло теперь руки, и тут же отдернул, ощутив впервые после смерти боль. Ушлепок закрутился вокруг, покусывая за бывшие ноги.
– Уберите его! Он кусается!– закричал Раван Балахону.
– А я при чём? Твой грех, как я его уберу? Сам разбирайся,– ворчливо отозвался Балахон, отходя подальше от клубка.
– Какой грех?– вскрикнул Федор от боли и удивления.
– Присмотрись. Я почем знаю? Чужой бы точно не выловился,– насмехался безликий.
Раван опустился на корточки, и уродец, постепенно замедлив вращение, стих. В складках коричневой кожи светился лучом маяка ярко-желтый глаз.
– Кто ж ты такой есть?– рассматривая монстра, задумчиво поинтересовался самоубийца.
Зверушка не отвечала.
«Ку-ку!»– выстрелом взорвалось в тишине.
– Сколько можно пугать?– дернулся Раван от неожиданности.
– Ку-ку, ку-ку, ку-ку…
– Ах ты, зараза! Ты в минутах, годах или вечностях предсказываешь?– взъярился страдалец.
– Ку-ку!– издевательски звучало в ответ.
Балахон вторил хриплым смехом.
Попутчик
Фома разозлился и замахал руками, отгоняя навязчивое кукование. Самой птицы видно не было.