Я уже сказала нет
Шрифт:
– Господи, бедная тётя Карри, бедный мой папочка… Что я им наговорила, что наделала… Они никогда не простят меня, ибо нет мне прощения.
Да и как найти в себе силы, чтобы извиниться после всего?
Я рыдала, упиваясь своим ничтожеством. И буквально чувствовала, как из стен моей агонизирующей крепости выпадают огромные булыжники, которые я титаническими усилиями не успевала водрузить на место. Они грозили засыпать, похоронить меня под тяжестью осознания содеянного мной, под ужасающим грузом моей вины..
– Маргарет… Дорогая, что с тобой?
Я и не заметила,
Тётя Хэлен обняла мои трясущиеся плечи и подала свой носовой платок.
– Позволишь? – спросила она, протягивая руки к скомканным листам бумаги, сжимаемых в моих трясущихся руках.
Я, всхлипнув, судорожно протянула их ей.
Взяв письмо, крёстная бегло прочитала его и забрала свой платок, ставший уже мокрым от моих слёз. Она нервно вытирала слёзы, капающие уже из её глаз.
– Что мне теперь делать? Я всё испортила, да? Какая же я гадина, – рыдала я, прижавшись к её груди и не в силах успокоиться.
– Нет, Марго. Не говори глупостей. Ты – не такая, ты – очень милая и добрая девочка. Ты, многого не зная, сделала свои выводы. Пусть ошибочные… Но ведь у каждого человека есть право как на выбор своего пути и ошибки, так и на искреннее раскаяние и прощение…
– Я так обидела тётю, я так обидела отца… Они не простят меня… НИКОГДА!!!
– Не бойся, милая, они тебя простят. Просто нужно искренне попросить прощения. Они тебя любят, поверь мне, я знаю. И потом – ты ведь тогда была совсем ещё ребёнком…
Но слёзы всё капали, а тётя успокаивала меня, прижав к своей груди.
И тут словно мой ангел наконец нашёл выход из лабиринта. И я начала успокаиваться, приняв решение: я должна во что бы то ни стало всё исправить – и я исправлю!
В моём сознании спасительным кругом, всплыло воспоминание о словах мачехи, значения которым я тогда не придала: «Маргарет, однажды ты всё поймёшь, ты пожалеешь обо всём сказанном и сделанном. И если не найдёшь в себе силы раскаяться и искренне попросить прощения, то останешься совсем одна. Запомни, дитя: мы с твоим отцом – несмотря ни на что – любим тебя и простим… ПРОСТИМ, запомни это, Маргарет…».
И я ухватилась за это воспоминание и выплыла из готовой поглотить меня пучины отчаяния. Слова тёти Карри всё-таки оказались пророческими. Моя крепость последний раз вздрогнула и рассыпалась, но не ужасным, сокрушающим всё живое обвалом, стремящимся разрушить мою душу, а необыкновенным фейерверком, смесью радужных мыльных пузырей и разноцветных бабочек, предвестниками счастья и покоя…
Тётя Карри продолжала упорно приезжать ко мне каждую неделю, все четыре года, что я здесь проучилась. Так же, как и крёстная, не пропустив ни одного моего дня рождения. Несмотря на то, что я ни разу не вышла к ней и не взяла ни одного подарка. Если мне повезёт, то сегодня она тоже появится. Нет, я была уверенна, что она приедет…
Я ждала её у окна в коридоре второго этажа, вглядываясь в каждую паркующуюся машину. Моё сердце замирало всякий раз, когда у машины открывалась дверь. Эшли пытался меня задеть, но я даже не слышала его издёвок. Наконец
– Господи, если она сегодня приедет – обещаю называть её мамой! – взмолилась я.
И вдруг я увидел её…
Моё сердце подпрыгнуло в груди. Я встрепенулась и, оттолкнувшись от подоконника, опрометью побежала вниз. Выросший словно из-под земли Эшли подставил мне ногу, но я привычным прыжком преодолела это препятствие без потерь, показала ему язык и встала как вкопанная перед входной дверью. Когда она наконец открылась, я подбежала к тёте – у неё было странное недоверчивое, но счастливое выражение глаз – и секунду помешкав, обняла её.
Она прижала меня к себе так сильно, что у меня не осталось сомнений.
– Мама, прости меня… – выдохнула я, искренне раскаиваясь, боясь и веря…
– Поехали домой, – поцеловав меня в макушку, прошептала она.
А потом мы долго то плакали, то смеялись, обнявшись, взахлёб рассказывая друг другу всякую ерунду. Наконец слёзы иссякли, МАМА пошла к директору забирать мои документы, а я побежала собирать вещи.
Открыв свой шкаф, я некоторое время размышляла над тем, что же мне взять домой. Наконец, решившись, я начала методично распаковывать все подарки, полученные мной за почти четыре года, всю ни разу даже не померенную одежду, аккуратно складывая всё это в чемоданы.
А из них вдруг начали выпадать конверты…
С письмами отца…
Трясущимися руками я собирала эти листы и, открывая их, читала слова любви и поддержки с просьбами простить его и разрешить приехать…
И тут дверь в мою комнату открылась, и в неё с нахальной усмешкой ввалился ужасный Эшли.
– По школе ползут слухи, что ты нас покидаешь? А как же я? Я буду скучать без своей колючки, – с притворным, как я догадалась, сожалением сказал он.
И хотя в его глазах была грусть, я ей не поверила и правильно сделала.
– Знаешь, Эшли, эта школа могла бы быть неплохим местом, если бы в ней не было тебя. Я, может быть, даже начну скучать по ней со временем. А вот тебя – просто забуду.
Он подошёл ко мне вплотную, его холодные и колючие глаза уставились в мои.
– Что ты хочешь увидеть? Я не боюсь тебя, Эш! – по привычке жёстко проговорила я.
– Хорошо… – прошептал он. И вдруг, грубо схватив меня и прижав к своему телу, впился жёстким нещадным поцелуем мне в губы.
Я оторопела от этого неожиданного его поступка так, что в первый момент даже не пошевелилась. В этом странном, отчаянном поцелуе я не почувствовала не нежности, ни любви. Поняв это, я не стала сопротивляться, показывая ему, свои эмоции. Я была уверенна, что его поцелуй был продиктован желанием в очередной раз меня унизить и растоптать. Поэтому я мужественно выдержала эту пытку. И когда он оторвался от моих губ, продолжала гордо и спокойно смотреть ему прямо в глаза.