Я в Лиссабоне. Не одна (сборник)
Шрифт:
— Значит, поднимаем, — сладко, противно закивал парень.
«И чего такой?» — подумал Он.
Ее подняли в лифте — агент и еще двое молодцов. Маленькая, взгляд волчком.
«Не принцесса».
Ее провинциальная стрижка под мальчика, тонкая шея, тонкие обнаженные руки в коротких рукавах — ее хрупкость рядом с бычьей фигурой агента, пожалуй, внушала бы жалость, если бы не все тот же дерзкий, вызывающий взгляд.
Он расплатился — помятой стодолларовой бумажкой — и дал еще, по обещанию, десять.
— Один
— Один на один, — подтвердил Он, как и по телефону.
— Мы вернемся ровно через два часа, — сказал на прощание агент, с неприязнью взглянув в глаза. — Будь уже готов.
— Мне хватит, — ответил, не отводя взгляда.
Он закрыл дверь, и они остались одни. Она стояла у зеркала, скорее всего, мысленно произнося «чи-и-из», чтобы губы непроизвольно раздвинулись в дружелюбной улыбке, но взгляд по-прежнему выдавал ее.
Она все же улыбнулась.
— Туфли снимать? — спросила с фальшивой послушностью.
— Да, — глухо ответил Он.
Она сняла и прошла быстро в комнату, сев сразу на диван. После улицы пол показался ей холодным, она поджала одну ногу к другой.
«Как в милиции».
Сейчас, вот сейчас она разденется без лишних слов, чтобы Он сделал с ней то, что хочет, чтобы забыть, забыться, что теперь один, один. Фудзи, почему так жестока жизнь и так горька и сладка подмена…
Он посмотрел на девочку и спросил:
— Как тебя зовут?
— Оля, — оживилась она. — А мы будем пить вино?
— Вино. — Он горько усмехнулся.
— Да?
Она вдруг весело засмеялась.
«Очевидно, внешне я все же не так ужасен», — усмехнулся и Он.
— А как тебя? — спросила она.
— Что?
— Зовут?
Он налил божоле, красное, которое привез из Брюсселя.
— Олег.
— За любовь, Олег, — усмехнулась она, поднимая бокал, и Он снова заметил в ее взгляде то же дерзкое выражение.
Они чокнулись и выпили.
— Ну, ближе к телу, как говорил Ги де Мопассан, — сказал Он, поставив бокал обратно. — Прими-ка душ иди, а я потом сам тебе принесу полотенце.
Она медлила.
— А еще? — вдруг подняла бокал.
Он пожал плечами и опять разлил божоле. Она выпила и показала мизинцем на книги:
— Ты математик?
— Естествоиспытатель, — усмехнулся Он.
«Когда-то мне казалось, что это просто, что это слишком просто: возвратно-поступательное движение шатуна, который входит и выходит — из хорошо смазанной муфты, — когда-то я все мечтал изучить квантовую механику».
— А это что? — кивнула она на хромированный блестящий предмет.
— Собор Сан-Мишель.
Он посмотрел на макет.
— Ты там был?
Белый собор Сан-Мишель, где Он сидел еще вчера, слушая, как настраивают орган. В соборе
— В ванную иди, — глухо приказал он.
Она фыркнула и поднялась, дрогнув всем телом так, что его внезапно и остро пронзило желание.
— Или нет… Сюда.
Он грубо схватил ее и завалил на диван, одной рукой держа за шею, а другой нащупывая узкие трусики. Она не сопротивлялась и даже изогнулась в спине, помогая ему.
— Только не рви белье.
— Я не рву.
Он повернул ее голову, поймал губы, рот, расстегнул брюки, закрывая глаза и вздрагивая от горячего прикосновения ее пизды.
Делать, делать, делать, ибо это делается. Надевать, надевать, надевать, ибо это снимается и надевается опять. До конца, до конца, до самого конца…
— Е-е-е, — попробовала она вырваться.
— Потерпи! — рот ей зажал.
Как стеклодув, из осколков разбитого зеркала выплавлял Он свой мучительный шар. Огненный! Он приподнялся и откинулся наискось, дернулся и обмяк.
— Как от удара саблей, — усмехнулась под ним блядь.
…белый собор Сан-Мишель и эти низкие бельгийские стулья с высокими спинками-полочками. Молящиеся вставали и шелестели листами псалмов. Если откинуть голову, думал Он, голова ляжет точно на полочку, и это будет как гильотина. Он знал, что Бог есть и что Бог есть любовь.
Она внезапно выскользнула и, отодвинувшись, стала разглядывать его лицо.
— Ты такой жадный. У тебя что, давно не было?
— Чего?
— Любви.
— Любви?!
Он засмеялся громко, мучительно, закашлял, словно казня и еще раз казня.
— Что с тобой? — Она испуганно отодвинулась. — Ты что, с ума сошел?
Он поднял голову и посмотрел на эту маленькую, голую. Она отпрыгнула и, поджав ноги, села на ягодицы, ее колени были разведены, и лоно — маленькое, аккуратное…
«Почему у них там ничего нет?»
Он вспомнил вдруг, как украл у Фудзи ее старый читательский билет: там была ее фотография.
— Что ты так смотришь? — испуганно сказала девочка. — Налей мне еще вина.
Она взяла со столика у дивана пустой бокал и играючи протянула к нему. Он нехотя поднялся, облапив по дороге ее маленькую грудь, ткнулся носом в шею, потом налил — все же сначала себе и только потом ей.
— У тебя есть кто-то постоянный? — спросил.
Подумал: «Что за дурацкий вопрос…»