Я Вас помню
Шрифт:
– Не знаю. Я помню, что она увлекалась какими-то мантрами, но не интересовался. И не отговаривал. Книги были в её комнате, кажется.
– Не кажется, а увлекалась. С шести лет. Ей мама привезла, после командировки в Индии. И не мантры, а всего лишь «Четыре тысячи лет индуизма».
– Поверю на слово.
– Можете себе представить, каково это: маленькая девочка просто взахлёб читает про авидью и оковы чувственных наслаждений; что нирвана, мокша и мукти – это один и тот же этап конечного освобождения из цикла сансары. И ведь это было куда интереснее, чем знать «О чём молчит БигМак».
Дикон вспомнил,
– Думаете, девятилетнему ребёнку так просто понять, что такое ирония? – слова Дори звучали язвительно и болезненно царапнули уже по самолюбию, но он удержался от ответного сарказма.
– Простите.
– Ничего, Дори. Ты права. Я же и правда не думал, что она настолько увлечётся всем этим.
– Одно дело – увлекаться, другое – действительно верить. Знаете, просто вот ради любопытства – почитайте хотя бы про реинкарнацию. Возможно, кое-что из того, что произошло со мной, станет чуточку более понятно.
– Хорошо. Я поищу в «Гугле». Правда.
– Учтите: я вам верю.
После этой фразы Дикон практически почувствовал, как поисковый запрос «реинкарнация», чётко по буквам, заколачивается в его память. И что будет крайне недостаточно просто понять его значение. Наверное.
– Дори, это всё, конечно, очень познавательно и я крайне рад снова тебя видеть, но давай переключимся на какую-нибудь иную тему. А то как-то не хочется заканчивать этот замечательный вечер с распухшей от переизбытка мыслей головой.
– Конечно. С удовольствием.
Не сговариваясь, они развернулись и двинулись к исходной точке. Вдоль неугасающего лавинообразного потока общественного транспорта, мчащегося по кажущейся бесконечной взлётной полосе имени неизвестного, но наверняка знаменитого в прошлом, персонажа. Не переходя на крик или повышенные разговорные тона, будто бы не замечая той истошной гудяще-визжащей какофонии, раздающихся, кажется, откуда-то слева. Не обращая внимания на тускло сверкающую гирлянду из нескольких сотен окон в домах на соседней улице. Будто не слыша, как прямо над головой периодически шуршат ещё не до конца опавшие листья, которые на редкость аккуратно пытается дорвать слегка потеплевший ветер.
Просто шли, незаметно для себя стараясь выжать всё из оставшихся на сегодня минут. Просто шли и каждому не хотелось верить, что даже такая встреча тоже может быть последней.
… – Да, я вот только пришёл. Знаете, мне бы хоть поесть приличия ради, а то полдня как на голодном пайке… Но да, я почитаю. Как-то это всё… редко такое говорю, но в душу запало конкретно. Сара, я не могу. Я и правда всё время хочу её Лиззи назвать! Внешность, голос, вот даже одежда. Зараза! По-моему, я уже… А может и нет. Ладно. Приезжайте уже скорей. Вместе-то однозначно легче разбираться. Да, знаю, что вряд ли получится скоро… Да. И я вас. Очень. Спокойной ночи.
Глава третья
… – Сара! Да, я всё-таки добрался. Должен признать, занятное чтиво было. Не скажу, что вот прямо проникся,
***
На этот раз он должен был это сделать. И он сделал – сам нашёл и набрал номер, сам дождался ответа, сам назначил встречу. Всё сам. Даже осмелился перехватить на себя разговорную инициативу. Как-никак прошло уже не два, а три дня – вполне достаточно времени, чтобы набраться смелости с избытком.
Наверное.
– А ведь о чём-то таком я подумал сразу, как ты про День Рождения сказала. Просто стандартизированное мышление отказывается признавать даже существование подобной теории. Немного сложно вот так сразу идти наперекор всему, к чему привыкал, пожалуй, всю сознательную жизнь.
– Конечно. Меня всегда удивляли те, кто готов не просто отстаивать перед кем-то свою точку зрения, но и старательно прививать её всем и каждому. Будто не существует иного мнения.
– В чужом глазу разглядеть соринку проще, чем бревно в собственном.
– Точно.
Маршрут следования остался неизменным – только вперёд, по тротуару, максимально расслабленным прогулочным шагом. За спиной мелькали фонари, шум прохожих глушили звуки моторов, утекающие куда-то в неизвестность. И солнце, неумолимо тонущее за горизонтом, купая верхушки небоскребов в своих последних лучах.
– Лиззи ведь была крещёная?
– Да. Мама жены очень настаивала. Я пытался убедить в обратном, но надолго меня не хватило.
– Но ведь она сняла крестик. В двенадцать же?
– Да. Сказала, что не хочет верить в это, просто потому что так надо. Вот так вот просто, сразу и при всех. Миссис Эвелин долго спорила, ругалась. Но Элизабет так и не передумала.
– Я так и знала.
– Что именно?
– Что это её слова. Просто, я сказала точно так же, когда мне было десять. Мама с папой просто сказали: «Как вырастешь – так и решишь, мы тебе ничего навязывать не будем».
– Мы с Сарой тоже были такого мнения. Но как Лиззи тогда смогла переспорить бабушку – до сих пор не понимаем.
– А разве она пыталась? Она же просто не реагировала.
– Я уже не знаю. А почему ты спросила?
– Это как бы, к слову, о том, что вы вчера изучали. Первым камнем в фундаменте абсолютно любого убеждения всегда будет вера. Вы же по своей воле не пойдёте в церковь и уж тем более не станете рьяно возносить молебен, потому что не верите, что там, – она едва заметно показала пальчиком в небо, – кто-то ещё есть. Кроме, разумеется, саурян, нордов, инсектоидов и прочего вселенского мусора.