«Я вернусь, мама!..»
Шрифт:
Система дяди Леши позволяла свободно ходить по заминированному участку. Мины взорвутся только тогда, когда будут включены «подрывные машинки „МП“». По медным жилкам проводов к электрозапалам побежит ток и… Костя представил эту картину: ох и жарко будет фрицам.
— А если взрыв, выстрел или еще что-нибудь нарушит цепь? — спросил командир. — Что тогда?
— Дадим ток по запасной, аварийной, схеме одновременно из разных электроисточников, — спокойно объяснил дядя Леша. — К тому же основные узловые заряды соединены
— Надежно?
— Надежно, товарищ капитан. Фейерверк будет знатный. Надолго запомнят. Если будет кому запоминать.
— Хорошо было бы перед взрывом остановить их на минуту, — в раздумье сказал комиссар. — Сбить передних в кучу, задержать. Тогда, если что, и скосить автоматным огнем легче.
— Как же ты их остановишь да еще в кучу сведешь? — засмеялся начальник штаба. — Разве на елке стенгазету с карикатурой на Гитлера повесить?
— А что, если чучело Гитлера сделать? — предложил Костя. — И на дороге поставить. В мундире.
— А что? Мысль стоящая! — загорелся Муравьев. — Сделаем чучело и заминируем его!
Чучело соорудили быстро: сбили из кольев крест, воткнули в землю, надели на него пробитый пулями рваный эсэсовский мундир. Подольше пришлось повозиться с головой, но в конце концов сделали и ее — из гнилого старого пня. Вместо глаз прикрепили две выпуклые белые пуговицы от немецкой шинели, вместо носа — гнилую почерневшую шишку, волосы сделали из конского хвоста. Под мышкой одной руки у «фюрера» торчал березовый крест, другую он поднимал в фашистском приветствии.
К чучелу была прикреплена вывеска с надписью, сделанной большими буквами по-немецки и по-русски: «Адольф Гитлер». А невидимый проводок сбегал по колу вниз и скрывался в траве.
К вечеру следующего дня минная оборона была закончена и, как сказал дядя Леша, «система сдана в эксплуатацию».
Бой в Колодинском лесу
Июльским утром, задолго до того, как первые лучи солнца позолотили вершины бора, передовые посты доложили: фашисты большими отрядами пехоты начали наступление. Идут тихо, без выстрелов и артиллерийской подготовки.
Молча, как привидения, прикрываясь утренним туманом, наступали на Колодинский лес черные волны вражеских цепей.
Шарк-шарк, шарк-шарк — стелился и тонул в тумане лощины шорох от все ближе и ближе подходивших к лесу врагов. Напуганный непонятным топотом ног из картофельной ботвы выскочил заяц, на миг остановился и быстрее-быстрее отсюда, подальше от непонятных звуков. Ворона, летевшая из леса, увидела черные фигуры и тоже шарахнулась в сторону. Тревожно застрекотали сороки на краю леса. Передовые посты партизан начали незаметно отходить…
Бой под Александровой многому научил и фашистов. Они понимали: перед ними сильная, спаянная дисциплиной, закаленная в боях воинская часть,
Первые лучи солнца позолотили облака, потом скупо тронули вершины лохматых елей, заиграли янтарем на прямых и высоких стволах сосен. А в лесной чаще еще держался полумрак.
Цепи черных фигур сжались, уплотнились, старались двигаться по более открытым местам, где хоть на несколько метров вперед просматривалась местность.
Комиссар Муравьев, дядя Леша и Костя находились на передовом посту и по мере приближения врага бесшумно отступали в глубь леса.
— Глянь, Костя, — Муравьев протянул мальчику свой бинокль, — может, своего знакомого увидишь. Похоже, полицаи идут по его зарубкам.
Костя поднес бинокль к глазам и сразу среди деревьев увидел «лесника».
— Вон, вон! Третий справа! В ели всматривается, зарубки ищет… А возле него самый главный полицейский чин! Он меня допрашивал…
— Значит, — прошептал комиссар, — все пока идет, как задумано.
Дядя Леша отдавал последние указания подрывникам.
Все дальше и дальше в лес отходили передовые посты партизан. Вокруг полицейских и фашистов теперь была настоящая чащоба. И тишина. Ни человеческих голосов, ни команд. Нарушал ее только неожиданный треск сухой ветки под вражеским каблуком.
В лесу совсем рассвело, и черные цепи начали двигаться смелее и увереннее.
Но что это? Фашисты остановились. «Лесника» — он теперь был отчетливо виден в своей черной шинели и черной пилотке — обступили полицаи и немцы, что-то расспрашивают, похоже, злятся. «Лесник» оправдывается, смотрит по сторонам, растерянно разводит руками.
— Разиня! — шепчет Костя с досадой. — Свои же метки потерял! Среди белого дня дороги не найдет.
— Могут сменить направление или расползтись по лесу, — помрачнел дядя Леша. — Тогда наша работа пойдет насмарку. Только зря взрывчатку изведем.
— Как же им дорогу подсказать? — подумал вслух комиссар.
К «леснику» подошел немецкий офицер и с размаху ткнул его в грудь стволом автомата. Полицай отшатнулся, отброшенный ударом, и бестолково забегал от дерева к дереву.
— Товарищ комиссар! — прошептал Костя. — Разрешите я дроздом просвищу? Когда мы шли, я так свистел. Может, услышит и вспомнит…
— Попробуй, — сказал Муравьев.
Среди утренней тишины послышался тоскливый крик дрозда.
«Лесник» будто окаменел. Он внимательно вслушивался в птичий крик. Потом осторожно двинулся на него. И вдруг повеселел: заметил свою зарубку на елке, замахал полицейским и немцам руками — нашел!
Цепи врагов начали приближаться к прогалине. И неожиданно замерли на месте: перед ними стояла человеческая фигура с протянутой вперед рукой.