Я вижу тебя
Шрифт:
— Ты мелкий сучонок, — выпалил Уэсли, когда декан его слышать не мог. — Я едва тебя коснулся.
— Вообще меня не трогай. Ни за что. Понимаешь?
— Я передумал, — язвительно усмехнулся Уэсли. — Теперь я вспомнил, почему так и не трахнул тебя. Ты фригиден. Сраная снежная королева. Только и умеешь дразниться.
Олдридж проигнорировал оскорбления и отошел к входной двери, дожидаясь такси. Все вокруг избегали его, как чумы. Единственным утешением стало то, что и Уэсли все игнорировали.
Олдридж даже представлял,
Возможно, гости ни о чем таком и не думали, но Олдриджу смертельно хотелось сбежать от их осуждающих взглядов. Но такси быстрее приехать не могло.
Пятница, 27 декабря.
Дом Олдриджа.
Эванстон, штат Иллинойс.
Вернувшись домой, Олдридж сразу же поднялся в спальню. Он набрал Мигеля, включил громкую связь и стал раздеваться.
— Я скучаю, papi, — вместо приветствия сообщил Мигель. Он всегда так отвечал, когда звонил Олдридж.
Мужчина тяжело вздохнул.
— Я тоже по тебе скучаю.
— Отлично. Ты и должен. Очень.
— Я надел твой подарок, — сказал Олдридж. — Который ты не обязан был мне дарить. Но мне пришлось идти на вечеринку, устроенную деканом, поэтому я ее надел. Ради тебя.
— О-о-о-о! Покажи. Сейчас же. Требую фото.
Олдридж сделал снимок исключительно подарка: светло-голубой бабочки с крошечными снеговиками. И отправил Мигелю.
— Мне нравится, док. У меня отличный вкус, да? Как вечеринка?
— Нормально, — Олдридж развязал бабочку и стянул ее с себя. Затем избавился от пиджака и брюк, откладывая их для сухой чистки.
— Ты громкую связь включил, — спросил Мигель. — Ты уже дрочишь?
— Нет, но раздеваюсь, — Олдридж расстегнул рубашку и достал запонки. — Потом может и подрочу. Если будешь хорошо себя вести.
Мигель фыркнул.
— Так значит вечеринка прошла нормально?
Раздевшись до белья, Олдридж залез вместе с телефоном в постель.
— Вообще-то, нет. Далеко не нормально. Если честно, Мигель, то это был настоящий кошмар.
Мигель спросил заинтересованно, но и обеспокоенно:
— Серьезно, papi? Хочешь сесть ко мне на коленочки и поделиться?
Олдридж запустил пальцы в волосы.
— Не очень. Во-первых, я слишком большой для твоих коленок.
— Даже близко нет, док.
— А во-вторых, — продолжил Олдридж, — ты слишком далеко.
— Подключи воображение, papi.
— Нет, — ответил мужчина, как обиженный ребенок.
— Давай. Представь,
И Олдридж сдался, даже несмотря на то, что не собирался заниматься чем-то подобным.
— Ладно. На кафедре есть один придурок, которому нравится ко мне приставать. Только из-за того, что мы оба геи и своего более высокого положения на кафедре, он ведет себя так, будто я ему принадлежу. Мерзкий тип. И он продолжал прикасаться ко мне — ну или пытался это сделать — на вечеринке.
Мигель молчал, а у Олдриджа от волнения желудок свело. Когда он рассказал об Уэсли Тиму, тот обвинил Олдриджа в намеренном соблазнении другого мужчины. После того случая, Олдридж больше эту тему не поднимал. Надо было лучше подумать, прежде чем говорить что-то Мигелю. Профессор сглупил, начав этот разговор.
— Это не имеет значения, — начал Олдридж. — Он всегда себя так ведет, и я привык, просто...
— Он тебя трогал? — спросил Мигель.
— Послушай, это не...
— Ты его об этом просил? — голос Мигеля стал ледяным.
— Конечно, нет. Ты же знаешь, я...
— Ненавидишь прикосновения, — закончил Мигель. — Но этот урод все равно не остановился?
Олдридж вздохнул.
— Да. Но я недвусмысленно дал ему понять, что не заинтересован, а потом уехал домой. Все хорошо, Мигель, клянусь.
— Я его убью, — голос Мигеля ничуть не потеплел. — Если он снова попытается к тебе прикоснуться, я его убью.
Олдридж коротко и нервно хохотнул.
— Уэсли не стоит тюремного срока, дорогой. Он на самом деле считает, что я позволю ему быть сверху. Не в этой жизни. Ни за что. Да я лучше с кактусом потрахаюсь, чем с ним.
— Стой, что ты сказал? — спросил Мигель, вся ледяная холодность испарилась.
— Что лучше с кактусом займусь сексом?
— Нет, раньше. Ты назвал меня «дорогим».
Олдридж почувствовал, как запылало лицо, и обрадовался тому, что Мигель его не видел.
— Это речевой оборот.
Мигель неопределенно промычал.
— В смысле, да, такой ласковый оборот. Ты же называешь меня papi. Но я ведь не твой отец.
— Я могу называть тебя «папочкой», — Олдридж практически слышал, как Мигель пошевелил бровями.
— Лучше не стоит. Профессор гораздо лучше звучит, тебе не кажется?
— Как скажите, Профессор. Я вернусь, и мы поговорим. Не о плохом. Но лично и откровенно. Кое-что лучше всего говорить лично.
Сердце Олдриджа заколотилось сильнее, а в кровь хлынул адреналин. Мужчина слышал собственное сердцебиение в ушах.
— Только ты...
— Только я что, Профессор?
— Только ты можешь ко мне прикасаться, — Олдридж сглотнул. Пугающая мысль, но очень искренняя, и озвучить ее стоило сейчас, а не потом. — Только ты, Мигель. Только ты.