Я возьму твою дочь
Шрифт:
– А что ты делаешь?
– Я работаю.
Йонатан не любил разговаривать через дверь, поэтому нажал на ручку и вошел. Его чуть не хватил удар. Перед его дочерью сидел абсолютно голый молодой человек, которого она рисовала.
Молодой человек быстро схватил шейный платок Жизель, висевший на спинке стула, и прикрылся им.
На какой-то момент у Йонатана пропал дар речи. Потом он нерешительно пробормотал:
– Добрый вечер.
– Привет, папочка! – просияла улыбкой Жизель ему навстречу. – Это Патрик.
– Добрый вечер, – сказал Патрик с натянутой улыбкой.
У него не было ни малейшего желания вставать и в голом иде приветствовать Йонатана, но и показаться невежливым тоже не хотелось.
– Ты не выпьешь с нами бокал вина? – запинаясь, сказал Йонатан.
– Нет. Сегодня нет, правда, папа. Спасибо. Мы еще немного поболтаем, а потом ляжем спать. Завтра можно поспать подольше, мы должны быть в университете только к одиннадцати. Не беспокойтесь, мы сами сварим себе кофе.
– Ну, тогда… – Йонатан беспомощно стоял в комнате. Ему не приходило в голову абсолютно ничего, что еще можно было бы сказать. – Пока, спокойной ночи!
Патрик кивнул, а Жизель поцеловала отца в щеку.
– Спокойной ночи. До завтра.
– Да-да, до завтра.
Йонатан вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь.
– Она что, не придет? – спросила Яна, когда он появился в гостиной, и протянула мужу бокал вина.
– Нет. – Йонатан отрицательно покачал головой.
– А почему?
– Потому что она не одна, Яна. Перед ней сидит какой-то голый блондин с тренированным телом, который приблизительно на два-три года старше, чем Жизель. Его зовут Патрик, он тоже студент и, наверное, ее любовник. И сегодня ночью он останется здесь.
Яна улыбнулась.
– Ты считаешь, мне нужно подняться наверх и взглянуть на него?
– Нет, не надо! – Йонатан даже возмутился. – Черт возьми, он же совершенно голый! Сейчас она рисует его, но через пять минут все уже может быть по-другому. Может, будет достаточно, если ты познакомишься с ним завтра утром?
– Конечно. Я сказала это не всерьез, Йон. Чего ты сразу лезешь в бутылку? Я считаю, это прекрасно, что у Жизель наконец-то появился друг. Я уже боялась, что с ней что-то не в порядке. В конце концов, не может же она прожить жизнь только с кисточками и красками.
Она засмеялась, он – нет.
Йонатан отпил большой глоток вина и сел. Яна сжала его руку.
– Не надо ревновать, Йон. Жизель уже не маленькая девочка, она повзрослела. Это ведь несложно понять.
– Нет, это понять сложно! – Йонатан вскочил и принялся бегать по комнате. – Черт возьми, Яна, наверху, в комнате моей дочери, сидит какой-то голый парень! Это все равно, как если бы в нашем саду приземлилась летающая тарелка! У меня сносит крышу, я вне себя, и мне страшно хочется выбить ему зубы. Ты это понимаешь?
Яна
– Конечно, понимаю. А теперь иди сюда, сядь рядом со мной и выпей вина. Если хочешь, мы сделаем музыку погромче, чтобы не слышать того, что будет происходить там, наверху.
Она встала, с трудом подошла к мужу, обняла его и потянула в постель.
Месяц спустя, как раз в день рождения Йонатана, Жизель с утра была в академии. Автопортрет был готов. Она принесла его с собой, потому что помнила слова Патрика и хотела показать портрет профессору, прежде чем подарить отцу.
– Жизель, – сказал доктор Шивер, – вы создали настоящее произведение искусства, ничего подобного я здесь, в академии, уже давно не видел. Я бы с удовольствием взял его на выставку. Вы могли бы дать мне этот портрет на один семестр?
– Нет, – твердо ответила Жизель, – к сожалению, нет. Это мой подарок отцу. У него сегодня день рождения.
Доктор Шивер улыбнулся.
– А-а, ну да, понимаю. Но, может быть, ваш отец даст этот портрет для выставки на какое-то время.
– Это можно. – Жизель чувствовала себя польщенной. – Я спрошу его.
Через несколько часов она стояла на Бляйбтройштрассе возле светофора, радовалась тому, что сегодня день рождения отца, и никак не могла дождаться момента, когда сможет подарить ему свой портрет.
Жизель, погруженная в свои мысли, ожидала зеленого света светофора, когда внезапно на нее нахлынуло смутное ощущение опасности. Это чувство было сродни порыву теплого воздуха в морозный день, воздуха, который неожиданно ударяет человека в лицо, словно подсказывая, что на него надвигается стена огня.
Она невольно задержала дыхание и растерянно оглянулась. Черный «гольф» на чудовищной скорости вылетел на перекресток и наткнулся на выезжавший справа белый микроавтобус-транспортер. Завизжали тормоза, водитель «гольфа» рванул руль в сторону, машину занесло и бросило прямо на Жизель.
Со страшной силой заднее крыло ударило ее в бок, ломая кости, словно они стеклянные. Жизель пролетела по воздуху, как кукла, и ударилась головой о светофор на противоположной стороне улицы. Ее череп был раздроблен, как будто по нему проехал грузовик.
Она рухнула на брусчатку.
На несколько секунд воцарилась полная тишина. Словно весь город затаил дыхание, словно не было никаких голосов, никакого рева автомобилей и никакой жизни вообще.
Жизель не двигалась. Кровь лилась у нее из носа, рта и ушей. И всего лишь за несколько метров от нее какой-то грузовик переехал портрет, написанный маслом, изображавший прекрасную молодую женщину, которая с разбитой головой лежала сейчас в луже крови на улице.
Примерно через час в дверь Йессенов позвонили.