Я все еще должен

Мелешкин Максим

— Что-то получается, но до тебя как отсюда и до Пекина.

— Нормально ты хорошо прогрессируешь. У меня в твоём возрасте даже намёков не было на ци.

— Это в которой из твоих жизней?

— В обеих. — улыбнулся и посмотрел на сына. — Всё будет, не переживай. Можно попробовать вытащить тебя в фазу, а там скоро и врата увидишь.

— Угу. — невесело ухмыльнулся подросток.

— Не ной, Саша. Тебе всего двенадцать, ты уже хорошо тренирован. Божером владеешь на уровне младшего ученика. Да, до старшего не дотягиваешь, но ты ещё молод. Резерв ци хороший и владение вполне на уровне. К двадцати будешь монстром, если продолжишь вкалывать.

— Угу, Женя вон уже маг.

— Да брось. — посмотрел на сына. — Пока ещё из него так себе

маг. Ни скорости, ни реакции, ни воли. Да много чего ещё не хватает. Расти ему и расти. Через лет десять, возможно, да, будет сильным, пока одно название, а не маг. Не завидуй. Может и у тебя проснётся дар. Ну а нет, так и бог с ним.

— Та я не… — махнул рукой Сашка. — Слышно что-то про круг?

— Нет, Байрон, конечно, спит и видит, но я боюсь ему такой козырь в руки давать. И ситуация в империи мне всё меньше нравится. Уже начинает складываться впечатление, что император смирился с поражением.

— Надо что-то делать. Времени у Жени всё меньше.

— Есть у меня план, но надо хорошо продумать. — вздохнул я. — Ты прав, надо шевелиться.

— Что думаешь делать в выходные?

— Да, как обычно. Надо на фронт, сейчас это тяжелее даётся. Раньше я мог свободно летать где угодно, сейчас всё стало сложнее. После того как Узай разорвал договор, стало намного затратнее долго находиться в тонком теле. Наверное, умолчал о каких-то «мелочах», когда заключал со мной договор. Или опять леший.

— Тренировки не помогают?

— Практически нет. Как бы хуже ни стало. Может быть, старею?

— Старикан. — хохотнул сын, поднялся из-за стола и принялся собирать грязную посуду. — Иди, поспи. Потом полетишь в Прилесье.

— Да, ты прав, устал. — чувствуя ворочающуюся пустоту в груди, ответил Сашке.

— Иди. Я буду рядом.

— Это и пугает. — пробормотал, направляясь к дому.

Присутствие тёмной пустоты в груди понемногу усиливалось. Ощущение такое, как будто нечто ужасное поселилось в груди и спит, понемногу пульсируя, как будто дышит. Лёгкие отголоски страшных желаний этого нечто могли испугать любого. Что произойдёт, когда оно проснётся я не хотел узнавать никогда. Это состояние заметил давно и очень его боялся. Пустота особенно начинала ощущаться, когда я сильно уставал, контроль ослабевал, тогда увеличивалось нечто и начинало ворочаться, пытаясь проснуться, завладеть мной. Его желания становились сильнее, переставили подавляться моим сознанием и я очень опасался, что в определённый момент оно мной завладеет и тогда натворю ужасных дел под его влиянием. Давно понял, что часть моих сил идёт на постоянную борьбу с пустотой в груди. Именно поэтому резерв уменьшился и постоянно понемногу расходовался. Узай с отменённым контрактом здесь был ни при чём.

Чувства не пропали полностью, как я думал в самом начале. Часы и дни, проведённые в медитации и самокопании, привели к выводу, что тот удар, в самую душу тёмным лоа в астрале, не выжег все чувства, а сделал их призрачными едва уловимыми, уменьшил на порядок, но они были. Наверное, человека невозможно лишить способности чувствовать, тогда он просто перестанет быть человеком, мгновенно умрёт или просто сойдёт с ума, что, в общем-то, примерно одно и то же. Я не перестал чувствовать, но к каждому отголоску эмоции надо было прислушиваться, чтоб хоть что-то уловить. То, что у нормального человека вызовет сильную, яркую эмоцию, у меня лишь вызывает незначительный отклик в душе. Слабые эмоции практически не ощущались. Мне до сих пор тяжело себя понять, не то что сформулировать. Возможно, тёмная пустота, живущая в моей душе, стала подавлять чувства. Знаю точно, если контроль моего сознания ослабеет достаточно, то тёмное нечто проснётся и тогда меня будут останавливать всем миром.

Слабые, не всегда заметные, отголоски эмоций всё же позволили остаться человеком. А также, не позволяли покончить жизнь самоубийством, страшась тёмной части моей души и последствий, когда сознание не сможет его подавлять. Чувство долга довлело надо мной. Я обязан был

помочь своим детям, потом, когда буду уверен, что у них всё хорошо, посмотрим.

Мне было наплевать на людей, их разговоры, интересы, боль, стремление, на всё. Я легко мог убить любого и не испытать никаких моральных терзаний. Только мозг бы отметил, что это неправильно и на этом всё закончилось. Между мной и любым, даже самым страшным, деянием стоял мой разум, который останавливал тело и ограничивал страшные желания тёмной части меня.

Проснулся около полудня судя по солнцу, светившему под небольшим углом в окно. Ощущение беды нахлынуло резко и неестественно ярко. Красные следы, ведущие из кухни в мою комнату, на полу были какие-то неестественно яркие, но я откуда-то точно знал, что это кровь. В голове лихорадочно закрутились мысли, температура тела скакнула вверх, стало очень жарко, бросило в пот. Безрукавка мгновенно прилипла к телу, но не обратил на неё никакого внимания. Тяжело дыша, стоял в проёме двери моей комнаты и прислушивался, пытаясь уловить хоть какие-то звуки присутствия человека. Мне необходимо было услышать Сашу хоть какой-то звук, выдавший бы чьё-то присутствие, но в доме стояла гробовая тишина. Я уже знал, что могу увидеть. К сожалению, за эти годы это случалось нередко. В первый раз был на грани, не знаю, каким чудом смог удержаться и не отдать себя тёмной пустоте.

Не хотел, но взгляд сам опустился, руки и безрукавка на торсе были в кровавых разводах, на животе красный отпечаток ладони, как будто печать. На ватных ногах двинулся в сторону кухни, по небольшому коридорчику. Посередине просторного помещения лежал в неестественной позе Саша, весь в крови, с множеством страшных ран, нанесённых ножом, который торчал из шеи. Стеклянные глаза смотрели на меня с немым укором. Огромная лужа крови растеклась вокруг его тела. Прошлёпал босыми ногами по липкой жидкости и шлёпнулся задницей перед телом сына, неприятно чавкнуло. В груди начала подниматься волна боли и отчаянья. Эмоции были яркими мощными настоящими. Давно такого не испытывал. Постарался задавить, не чувствовать, отрешиться от этой жуткой картины. Получалось слабо. Рука погладила щёку сына. Прикосновение было настоящим, всё ещё тёплая кожа моего ребёнка была упругой и гладкой. Подрагивающими пальцами провёл по его липким волосам. Чёлка сорвалась со лба и упала на мёртвые глаза, которые никак не отреагировали на острые кончики, впившиеся в них. Всё время боролся с усиливающейся болью в душе. К ней начали примешиваться нотки утраты и отчаянья. Тёмная пустота в груди заворочалась сильнее, усилила напор. Уловил тихий мерзкий хихикающий звук, он шёл отовсюду и ниоткуда одновременно. Ухватился за него, как за спасательный круг.

— Нет. Нереально. — прошептал, смотря в мёртвые глаза сына. — Не верю.

— Пап? — послышалось сзади.

Картинка дрогнула, в глазах потемнело, пришлось приложить усилия, чтоб не завалиться на пол. Когда прояснилось, наваждение пропало. Только чистый кухонный нож лежал передо мной на полу. Намекая, что это необычная галлюцинация и когда-нибудь увиденное может оказаться правдой. Над лезвием застыла подрагивающая рука, только что гладившая казавшуюся реальной тёплую кожу сына. Последний раз послышался тихий смешок, как будто обещание вернуться. Боль и пустота в груди плавно стали отступать.

Почувствовал холодящий кожу сквознячок, обтекающий моё разгорячённое тело. Тяжело дыша оглянулся на дверь, в которой застыл Саша.

— Опять?

Просто кивнул. Тяжело поднялся, с трудом содрал с себя мокрую безрукавку и пошёл во двор к бочке с водой.

Глава 3

Пришёл немного в себя, выпил чаю и опять завалился спать. Нельзя так уставать, сознание ослабляет контроль. Саша покрутился рядом, но поняв, что мне надо побыть одному тихо удалился. Молодец он всё же, чуткий и умный пацан растёт. Его надо защитить любой ценой и прежде всего от себя. Поворочавшись на кровати, смог провалиться в беспокойный сон.