Я всё ещё люблю
Шрифт:
А ещё каких-то три с половиной года назад выдал.
Зачем-то выхватил телефон и свой номер вписал ещё и дерзко подписал.
— Мой Сомов. И рядом красное сердечко в виде смайлика зачем-то приставил. Знал же, что предки могут спалить.
— Да никогда! — с жаром выпалила тогда Аня. Помню этот дерзкий взгляд. Она не была уже тем ребенком, над которым я мог шутить. Хоть она никогда не обижалась. Плакала, но никогда не злилась на меня.
— Все равно будешь моей, Сомова. — уже тогда поставил перед собой конкретную цель и её подготовил, чтоб знала, что
— Нет! — с тем же жаром продолжила выпаливать. — И я Бурцева. Бур-це-ва. — повторила по слогам, с трудом переводя дыхание.
— Угу. — всё, что выдаю тогда. Залипаю на её губах. Хотел к ним прикоснуться. Выставляя по обе стороны от неё руки и прислонившись к ней почти вплотную, едва соприкасаюсь к её губам.
Помню этот поцелуй. Он был робким с её стороны. Она, как осенний лист от ветра, дрожала, почти не дышала, и если получалось циркулировать воздух, то с трудом, точно. Не шевелилась даже.
Интересно, я всё так же записан в её телефоне? Эта мысль проносится в моей голове, пока мирно посапывающая Аня лежит на моей груди. Интерес усиливается, когда лезу в контакты. Никуда больше. Скрывать нечего между нами. Но у каждого свое пространство должно быть. И нахожу. Точно. Как и записал «Мой Сомов». Только рядом с сердечком ещё один смайлик нарисовался, с рожками и злым лицом. Моя злюка любимая. Сам невольно улыбаюсь себе. Делаю скриншот и отправляю себе. Убираю его и оставляю только сердечко рядом с моим контактом. Закрываю и блокирую экран мобильника. Свой беру и отправляю своей же невесте в чат с подписью «Люблю тебя, моя злючка-колючка Сомова, даже несмотря на то, что поставила мне такой смайл.». Рядом сердечко приставляю. Отправляю любимой и блокирую свой экран телефона. Ненадолго. В следующую минуту он загорается и высвечивается «Вика»…
[1], [2] — Artik &Asti — «Вселенная».
Глава 22
Несмотря на вибрирующий телефон, аккуратно перекладываю Аню на подушку, выхожу из комнаты и отвечаю на звонок. До родов ещё полтора месяца. Зачем понадобился — непонятно.
— Да, — отвечаю на звонок. Только вместо Вики приветствует другой мужской голос.
— Вас беспокоит капитан полиции Рогожский Дмитрий Анатольевич. Ваш номер телефона был последним из входящих. Вам знакома Виктория Абрусимовна?
— Да. Что с ней?
— На шестом километре произошла авария. Девушка пострадала. Её доставили в больницу вместе с другими пострадавшими в машине. Скажите, кем вы приходитесь пострадавшей?
— Отцом её ребенка, — отвечаю ещё в ступоре. Второй час ночи. Куда Вика могла ехать?! Или откуда?! Шестеренки работают с усердием.
— Хорошо. Запишем ваш номер и вызовем тогда на допрос. Ещё скажите, может, пострадавшая говорила, куда она едет? — спрашивает представитель власти.
Перематываю в голове всё, что помню из разговоров накануне. Стоп. Кажется, Вика говорила про какую-то вечеринку в честь дня рождения какого-то их друга семьи за городом.
— Эмм… Точно не помню, но она должна была с отцом и мачехой уехать на вечеринку за
— Спасибо, проверим. Доброй ночи, — почти отключается капитан, но я всё же опережаю.
— Скажите, в какую больницу её увезли?
— В городскую клиническую больницу.
— Спасибо, — отключаюсь и натыкаюсь на Аню с одеждой в руках.
— Я с тобой поеду. — протягивает штаны и кофту с длинным рукавом. Ночи ещё холодные, хоть и апрель на дворе.
— Уверена? Может, останешься дома.
— Нет. Пусть Вика и причинила мне боль, но ребенок важнее. Сейчас непонятно, что с ними двумя.
— Спасибо, — целую в лоб и прижимаюсь к ней. — Люблю тебя.
— И в горе, и в радости. Помнишь?
— До самой смерти, малыш. — целую в губы. Накидываем на себя куртку и кроссы. Ключи от машины и наконец-то едем в больницу.
— Документы у тебя собой, чтобы подтвердить, что ты отец? — спрашивает Аня на полпути.
— Да. В бардачке лежат, — киваю на него внутри панели с её стороны. Достает папку и сжимает её в руках.
— Всё хорошо?
— Да. Просто предчувствие нехорошее… Что-то должно произойти.
— Запоздалое предчувствие. Уже произошло, — сарказмом выдаю, но оба понимаем, что это нервное. Там сейчас за две жизни врачи борются.
В больнице появляемся меньше чем через полчаса. На стойке показываю документы, и нас пропускают в операционный блок. Там уже замечаем Ларису и Абруса. По внешнему виду понимаю, что они были в машине вместе с Викой.
— Как она? — спрашиваю отца Вики. Они сидят отдельно друг от друга. На нём окровавленная рубашка с порванным рукавом и перевязана правая рука. Лариса же отделалась синяками и порезами на ноге.
— Операция ещё идет. — тихо отзывается Абрус.
— Что произошло? — спрашиваю уже у обоих.
— А ты у этой идиотки спроси, которая у нас навигатором, оказывается, работает. Короткую дорогу она, блять, знает. А то, что там ремонт, сука, дороги, она не знала. И то, что там полоса для большегрузов тоже. — взрывается Абрус, смотря на Ларису. Та только всхлипывает. — Не дай бог с моей девочкой что-то случится, я из тебя всю душу вытрясу, поняла меня, дрянь! — хватает за горло Ларису и припечатывает к стенке. — Жену мою убила, теперь за дочь взялась! — орет он на всё отделение. На нас уже косятся. Разнимаю эту жгучую парочку в разные стороны.
— Кто врач? — спрашиваю Абруса. Разговаривать сейчас об аварии смысла нет. Только ярость возродить. Сейчас это не поможет. Главное, чтобы ребенок и Вика были живы.
— Крестная твоя принимает роды. Я ей позвонила. Меня Вика попросила, когда… — всхлипывает. — Когда ещё была в сознании. А остальные местные врачи. — подает охрипший от удушья голос Лариса.
— Вот чёрт тебя дернул сказать про эту дорогу? Вика же ещё ехать не хотела, сомневалась. Нет же, тетушка настояла.
— Я хотела, чтобы мы быстрее доехали домой, чтобы Вика меньше напрягалась за рулём. Тяжело же ей. Всё-таки не первый месяц, а седьмой.