Я все еще влюблен
Шрифт:
— Утром нет ничего важнее умывания, сударь. Разве не так, если этим занимается все человечество?
Жандарм вышел из комнаты, и минут через двадцать явился солдат с тазом воды и полотенцем.
Приведя в порядок свой костюм, умывшись, Энгельс в сопровождении жандарма пошел на допрос. Путь до городской магистратуры, где ждало важное лицо, оказался недолгим.
Войдя в кабинет, Энгельс не смог удержать изумленного восклицания:
— Каким ветром!
Перед ним в важной государственной позе сидел за столом Франц
— Было бы более логично, если бы вы объяснили, как очутились в этом городе и какова цель вашего пребывания здесь.
Энгельс ответил, что сопровождал друга, который отсюда должен был с секретной военно-государствен ной миссией двинуться дальше, но теперь, после его, Энгельса, ареста, этот друг отправился обратно в Кайзерслаутерн, чтобы доложить властям о творящихся здесь, в Кирхгеймболандене, беззакониях.
— Беззакониях? — переспросил Циц. — По-вашему, задержать человека, который неуважительно относится к восстанию пфальцского народа и подстрекает население против его правительства, это беззаконие?
— Я обвиняюсь именно в этом?
— Да.
— В таком случае я отказываюсь отвечать на ваши вопросы и настаиваю, чтобы меня немедленно отправили в Кайзерслаутерн.
Раздался стук в дверь, и вошел вчерашний комиссар Мюллер.
— Господин комиссар, — сказал Циц, — арестованный отказывается отвечать на мои вопросы. Его действительно следует препроводить в столицу. Там с ним разберутся.
— Охотно, — тотчас отозвался Мюллер, — но у нас сегодня нет ни одной свободной лошади.
Циц несколько мгновений помолчал, и вдруг его осенила радостная мысль:
— В данном случае лошадь, господин комиссар, вовсе и не нужна. Арестованный молод и вполне здоров. Под конвоем он легко может проделать весь путь пешком. Погода отличная… Только распорядитесь, чтобы надели наручники.
— А найдутся ли у вас подходящие? — Энгельс слегка подтянул правый рукав. — Смотрите, у меня довольно широкая кисть.
— Найдутся, — многозначительно пообещал Мюллер.
Циц промолчал.
— Ваша затея, господа, с моей прогулочкой до столицы в наручниках по жаре прекрасна, она меня восхищает, и в свое время я вас за нее должным образом отблагодарю. Но учтите, что если вы не предоставите лошадь, то мне придется с конвоем ночевать в дороге, и я не ручаюсь, что ночью все обойдется так, как вам этого хотелось бы.
— Не пугайте нас, не пугайте, — отмахнулся Мюллер.
— И еще одно обстоятельство, — сказал Энгельс. — Я сегодня еще не завтракал. Надеюсь, ни один из вас не думает, что я готов отправиться погулять натощак?
Против этого возразить было нечего. Циц распорядился подать для арестованного в соседнюю комнату завтрак. Едва Энгельс поел, как явился с наручниками давешний жандарм.
— Ах, это снова вы, сударь! Что ж, делайте свое дело. — И Энгельс протянул руки…
Вскоре
Когда вышли за город, в поле, Энгельс спросил:
— Как же вас звать, дорогой друг? Ведь нам предстоит довольно длительное путешествие, и надо бы познакомиться поближе.
— Мне запрещено с вами говорить, — буркнул жандарм.
— Это почему же? Ведь мы с вами в некотором смысле товарищи по несчастью.
— Мне приказано обращаться с вами как со шпионом.
— Со шпионом? — Энгельс обернулся к жандарму и с деланным испугом вытаращил глаза. — В чью же пользу я шпионил — Пруссии, Австрии или России?
— Мне это неизвестно.
— И мне тоже. Но интересно ведь! А может, я агент китайского императора или японского микадо?
Конвоир ничего не ответил. Они приближались к лесу, и он стал еще более напряженным.
— А как вы думаете, друг мой, — снова через некоторое время заговорил Энгельс, — какая из этих держав заплатила бы мне за шпионаж больше?
Жандарм опять промолчал. Они вошли в лес. Конвоир то и дело озирался по сторонам. Энгельс заметил это. «Эге, да ты не из храброго десятка!»
— Я думаю, что Пруссия вообще ничего не заплатила бы. Поскольку я все-таки прусский подданный, мне сказали бы, что я лишь исполняю патриотический долг. Австрийцы, если бы и заплатили, то, конечно, очень мало — они сейчас сами в тяжелейшем положении, им не до этого. А вот кто хорошо дал бы, так это царь Николай. Как вы думаете, сударь, почему?
Жандарм неопределенно хмыкнул. Энгельс понял, что интересного разговора не получится, и тоже замолчал.
Минут через сорок путников догнали две военные подводы, спешившие, как видно, в Кайзерслаутерн. Энгельс заявил, что он не пойдет дальше, пусть конвоир реквизирует одну из подвод. Тому ничего не оставалось, как выполнить это требование. Ездовые косо посматривали на арестанта, но возражать не решились.
В Кайзерслаутерн приехали уже к вечеру. Энгельс предложил сойти с подводы и направиться во Фрухтхалле, где надеялся еще застать кого-нибудь из членов правительства. Жандарм согласился, так как по инструкции он должен был передать арестованного именно в руки правительства.
Энгельс не ошибся в своем расчете. Когда подходили к Фрухтхалле, оттуда вышли сразу двое — Молль и Д'Эстер. Иосиф рубил ладонью воздух и что-то горячо говорил, Карл озабоченно слушал.
— Привет от узников революции! — крикнул Энгельс.