Я все исправлю
Шрифт:
Всё это, конечно, очень мило, но я так и не прояснила главное. Коллега, наконец, замолкает и мне удается вставить слово.
— Юля, я хочу пообщаться с Павлом. Чтобы не на минуту, а обстоятельно. Как это можно организовать?
— Ну это проще простого. Давайте я вам время забронирую. Он такой человек, к нему нельзя просто так врываться. Надо заранее согласовать. — Юля достаёт телефон и начинает в нем копошиться. — Вот, на среду времечко есть хорошее. С одиннадцати до двенадцати. Как вам?
— Но сегодня ведь понедельник? — с ужасом
— Ну так это вам еще повезло, — успокаивает Юленька. — Всего два дня ждать. Некоторые по три недели очереди ожидают. Павел Леонидович спонтанность не приветствует. Он умеет приоритеты расставлять. Отделяет важное от неважного.
Еще одно слово и репутацию Павла Леонидовича в моих глазах будет не поправить. Так что решаю не развивать тему.
— Хорошо, забронируйте для меня это время. А там посмотрим.
— Отлично, — радуется Юля. — Есть у вас ко мне еще какие-нибудь просьбы, пожелания?
— Да, есть одно. Если вы не возражаете, давайте перейдем на “ты”.
— Как это мило. Конечно я не возражаю, Сашенька. — заверяет блондинка. Вообще-то под “ты” я не подразумевала переход на “Сашеньку”, но брать назад слова поздно. — Ой, курьер пришел! Мне бежать надо. Если что, ты знаешь, где меня искать.
Женщину словно ветром сдувает. Только что была здесь, а уже щебечет с курьером в противоположном конце офиса.
Присаживаюсь на свое новое рабочее место. Юля права — здесь отличный наблюдательный пункт. Стол находится в укромном уголке, сзади и справа огороженном стенами. Слева — большое окно с видом на Гостиный двор и главную городскую улицу. Рядом с рабочим местом пристроилась высокая пальма в гладком белоснежном горшке. Здесь моя личность скрыта от любопытных глаз, несмотря на открытое офисное пространство. Зато я вижу всё: и входную дверь, и рабочие места коллег, и переговорки, и кабинет Павла. Миленько, пусть и не личный кабинет, как в Москве.
Впрочем, всё это не имеет никакого значения. Сейчас меня беспокоит другое. У меня десятки, сотни вопросов. И самый главный из них — откуда в нашей современной, продвинутой компании взялся такой экземпляр как Павел, и как мне с ним работать? В моей голове это никак не укладывается. Наверное, я чего-то не понимаю и время всё расставит по своим местам. Подождём.
Вспомнила! Вспомнила, где я видела этот ужасающий жёлтый галстук! У пуффендуйцев в Хогвартсе. Честное слово, Павлу Леонидовичу там самое место! Насчёт Юленьки я пока не решила. Меня радует только одно. Если останусь в здравом уме, я точно никогда, не при каких обстоятельствах не смогу влюбиться в Павла.
Глава 19. Боги Древней Греции
С Павлом не складывается.
Мне так и не удается добиться драгоценного внимания шефа ни в понедельник, ни во вторник, потому мы встречаемся в среду. Точно по расписанию. Павел красуется в галстуке Слизерина. Сразу догадываюсь, что это не к добру. Так и выходит. Павел ясно дает понять,
Я больше не питаю иллюзий. Хочется одного — согласовать маркетинговый план и пусть каждый двигается своей дорогой. Ухожу в свой уголок писательствовать, Павел в свой — предводительствовать.
Раздается звонок от Маши.
— Привет, отшельница! Как у тебя дела?
— Блестяще, — издевательски изрекаю я.
— Как ваш пушкинский управляющий? Тоже походит на Адониса? — забавляется Маша.
Догадываюсь, что под "тоже" Маша подразумевает Силина.
— Скорее уж на бога глупости, — тихонько горюю я, поглядывая на важно расхаживающего в кабинете шефа.
Заместительница хохочет. Здорово, что я ее насмешила, вот только мне не до смеха. Мне-то с Павлом работать.
— А знаешь, был такой бог в Древней Греции! Момом звали, — авторитетно заявляет бывшая журналистка. — Он еще всё время злословил. Не смог ничего сказать только одной богине — Афродите. А ты у нас Афродита и есть. Так что уж как-нибудь одолеешь нерадивого. — Маша весело продолжает. — А наш Адонис что-то расклеился. Никогда не видела Эрика таким угрюмым. Он даже улыбаться перестал. Интересно, что с ним случилось. Может, скучает по своей Афродите?
— Очень смешно, — не смеюсь я.
Как же, скучает он. Да Силин мне после TED и слова не сказал, какое там скучать. Просто взял и вычеркнул из своей жизни. Даже вспоминать о нем не хочу.
— Кстати, раз уж речь зашла о прекрасном. Знаешь, что твоя красотка сейчас под моей опекой?
— Какая красотка? — озадачиваюсь я.
— Саша, ты там в Пушкине что, совсем размякла? За кем у нас пол-офиса бегает? Луганская, конечно.
— Пфф… — фыркаю я. От фамилии ассистентки меня передергивает.
— Ладно-ладно. Не пфыкай. Уж как есть, так есть, — голос Маши становится тише. — А девочка-то явно не так проста, как кажется. У вас с ней не было случаем тёрок?
Даже не знаю, можно ли назвать тёрками мою ревность. Но об этом Маше лучше не знать.
— Да вроде нет. А с чего вдруг такие выводы?
— Что-то мне не нравится, как она о тебе отзывается. И ко мне сильно подлизывается, — презрительно молвит Маша. — Но я буду не я, если не докопаюсь до истины. И не таких орешков раскалывала.
Маша может докопаться до чего угодно, в этом сомнений нет. Ее нос чует малейшие признаки сенсации и если пахнет жареным, она всегда тут как тут. Неудивительно, ведь за пазухой у следопыта темное журналистское прошлое.
— Наверное, она обиделась, что я ее не повысила, — признаюсь я.
— Интересненько. А ты говоришь тёрок нет, — подмечает Маша.
— Не думаю, что Алина стоит твоего внимания, — пытаюсь урезонить Холмса. Как-то не греет перспектива, что о романе Силина и Луганской будет трепаться весь офис.