Я всегда буду тебя любить
Шрифт:
– Ната? – услышала я голос Дамира и повернула голову. Он стоял на пороге комнаты. Я опустила руку и посмотрела на него, ощутив, что я здесь лишняя, взяла Венеру на руки и, спешно собрав необходимые вещи, выбежала из квартиры. Когда я уходила, они так и стояли, молча глядя друг на друга.
Сердце сдавило. Мне показалось, что я потеряла его.
Окунаясь в воспоминания
Я выбежала из подъезда, держа дочку на руках и остановилась, не зная, куда идти дальше. Заглянув в сумку, я увидела ключи от
В себя я пришла только у двери нашего гнездышка. Как давно меня здесь не было. К горлу подкатил ком от нахлынувших воспоминаний, немного помедлив, я вставила ключ в замок и оказалась там, откуда так давно бежала, сломя голову от горя.
Вдохнув запах, я почувствовала, что он здесь. Пахло им. Сделав нерешительный шаг в гостиную, я охнула, из глаз потекли слезы. Все лежало на своих местах, будто и не было всего этого. Проведя пальцем по полу, я с удивлением заметила, что он чист и опустила малышку, вырывшуюся из моих рук. На мебели тоже не было пыли. Квартира не выглядела заброшенной. Здесь осталось ощущение жизни или в ней кто-то жил. Я медленно обошла все комнаты. В каждой, с замиранием сердца, касаясь памятных вещей, я все глубже погружалась в прошлое, в счастье, которое потеряла. Каждая мелочь здесь напоминала мне о нем, но мне было уютно и тепло, как будто он снова рядом и сейчас войдет в эту дверь.
– Вот я и вернулась, - сказала я вслух сама себе и тихонько заплакала.
Я вздрогнула, когда тишину нарушил звук открывающейся двери, и выбежала в прихожую.
– Лиза? – на меня удивленно смотрела мама Макса. Она постарела на много лет вперед, от былой красоты не осталось и следа. На меня смотрела болезненными, полными слез глазами, замученная и убитая горем женщина.
– Вера Павловна, - я обняла ее, и мы обе разревелись. Я не видела и не звонила ей с тех пор, как его не стало. И сейчас для меня эта встреча, как камень с души.
– Как ты, дорогая? – ласково спросила она, проходя в зал.
– Держусь, - ответила я и поймала ее удивленный взгляд, направленный на Венеру. – Это его дочь.
– Господи! – она прижала ладони к лицу и заплакала еще больше, опустившись рядом с ней на пол. – Почему ты не сказала нам?
– Я не знаю, не могла, - попыталась оправдаться я, но разве этому есть оправдание. Родные бабушка и дедушка даже не знали о существовании своей внучки. – Простите меня.
– Сколько ей?
– Девять месяцев, - ответила я и опустилась с ними рядом. Вера Павловна уже сжимала в своих объятиях мою дочь и хотела спросить еще что-то, как я добавила, словно услышав вопрос: - Венера. Родина Венера Максимовна. Я не дала ей фамилию Макса, потому что в нашей стране с этим сложно.
– Господи. Лиза, какое счастье! – она обняла меня, и мы снова разревелись. – Петя будет так рад. Он совсем плох стал. Смерть Максима для всех нас стала невероятной трагедией. Я прихожу сюда два раза в неделю, чтобы убраться, тем и живу.
– Простите меня, Вера Павловна, я должна была раньше… но я не могла. Я едва смогла оправиться от всего. Я каждый день жду, что он вернется. Простите меня, я так виновата перед
– Не извиняйся, деточка, мы тоже не искали тебя. Каждый виноват по-своему. Какая же она красавица! Как я рада, что мы встретились, - ласково сказала она.
Позже, вдоволь наплакавшись, мы сели за стол.
– Ну, расскажи как ты жила это время? Как папа? – спросила мама Макса.
– Тяжело. Мне пришлось пройти долгий курс лечения у психотерапевта, чтобы хоть как-то начать жить дальше. Мой папа погиб совсем недавно. Вы, наверное, слышали об авиакатастрофе в Казани, - ответила я и замолчала, пытаясь подавить накатившие слезы.
– Какой кошмар! Держись, Лизонька! Ради Венеры, держись! Ты ей нужна, - она взяла меня за руку и сильно сдавила пальцы. – И что же Вы совсем одни с ней?
– Нет. Мне помогают друзья. Поддерживают, обеспечивают, как-то так и справляюсь, - с комом в горле ответила я, вытирая рукой скатившуюся слезу.
– Ну, ты к нам обращайся, мы все, все сделаем для Вас. Ты нам прям смысл жизни вернула. Хоть для внучки пожить. Сил уже совсем не осталось. Когда дети умирают раньше родителей, это разрушает. Это нонсенс. Так быть не должно.
– Я понимаю. А как Вы?
– Да как, Лизонька. Посмотри на меня, жизнь уходит. Не знаю, сколько я еще протяну без сына. Петенька уже инсульт перенес. Еле оправился и то, - она махнула рукой. – Может, поедем к нам? Петя будет рад, да и с внучкой познакомиться.
– Нет, Вера Павловна, вы меня простите, но я не могу. Мне больно даже здесь находиться. Это выше меня. Если хотите, можете взять Венеру к себе. А завтра я заберу ее.
– Это было бы чудесно, Лизонька! Ты не переживай, с ней ничего не случиться, - начала она.
– Я и не думала. Вы же для нее родные бабушка и дедушка. Только оставьте мне свой номер, а то я свой поменяла, и все контакты потерялись, - слабо улыбнулась я.
– Конечно, запиши, - она продиктовала мне номер телефона. Я одела Венеру и крепко ее, поцеловав, отдала маме Макса, пообещав позвонить.
Оставшись одна, я сняла с себя всю одежду, натянула на свое голое тело рубашку Макса и, приложившись к бутылке вина, ушла в забытие. Мне казалось, что он сидит со мной рядом. Я разговаривала с ним и чувствовала себя так, словно мы снова вместе, но проснувшись утром, я вновь осталась одна, окутанная лишь ароматом его тела.
Возвращаясь в настоящее
Окинув взглядом квартиру, в которой я провела столько замечательных минут рядом с любимым я, сказав ему до свидания, закрыла дверь. И отправилась за дочкой.
– Здравствуйте, - слабо улыбнулась я маме Макса.
– Проходи, Лизонька, - приветливо сказала она и увлекла меня вглубь квартиры. Здесь ничего не изменилось, только люди некогда счастливыми стали совсем старыми изнеможенными от боли.
Увидев меня, Петр Михайлович улыбнулся, в глазах зажглась искра надежды.
– Здравствуй, дочка, - сказал он, не вставая с дивана.
– Петенька больше не ходит, - сказала у меня за спиной Вера Павловна.
– Здравствуйте, - улыбнулась я в ответ.