Я выбираю тебя
Шрифт:
– Вы можете прочитать наш законопроект и сказать, что о нем думаете. – Изабель кокетливо захлопала ресницами.
– С удовольствием. Я даже возьму на себя смелость уговорить вас попотчевать меня выдержками из этого документа во время вальса. Думаю, он будет следующим.
Изабель непременно поаплодировала бы себе, если бы знала, как ей удалось уговорить лорда Джона помочь. Возможно, он не настолько самовлюблен и эгоистичен, как кажется на первый взгляд.
– У меня нет слов, Джон.
– Скажите, что покатаетесь со мной в Гайд-парке завтра после обеда.
–
– Да-да, конечно. – Губы Джона изогнулись в ледяной улыбке. Он не привык, чтобы ему отказывали, отметила про себя Изабель. – А в субботу вы свободны?
Изабель печально улыбнулась:
– К сожалению, нет. – В субботу она договорилась поесть мороженого с майором Райаном. Она намеревалась вытянуть из него сведения об Эшби.
В глазах лорда Джона мелькнуло недоверие.
– Я уже боюсь и спрашивать... А как насчет воскресенья?
Изабель улыбнулась:
– В воскресенье? Чудесно, Джон.
На лице молодого человека появилось умело поставленное выражение облегчения.
– Нет, это вы чудо, Изабель.
Глава 8
Ее уста всю душу исторгают!
Смотри, летит! Верни ее, Елена!
Я жить хочу – в устах твоих все небо!
Все, что не ты – один лишь тлен и прах![4]
Кристофер Марло, «Трагическая история доктора Фауста»
Эшби сложил подзорную трубу и отвернулся от окна. Он закрыл глаза, прижался к утопающей в тени стене и несколько раз с силой ударил по ней затылком. Он опять оказался в аду. А все из-за саморазрушающего желания, заставившего его вновь поцеловать Изабель.
Всего лишь один поцелуй, чтобы освободиться от преследовавшего его воспоминания об опьяняющем прикосновении ее губ тогда, на темной скамейке, всего одна минута в раю, дверь которого приоткрылась ему той ночью. Глупец, жадный до страданий. Нет никакого будущего. Лишь разочарование... и сожаление, растянувшееся на многие годы. Он не для нее. Она заслуживает большего, нежели мужчина, с трудом выносящий собственное отражение в зеркале.
Эшби сполз по стене на пол и потянулся за полупустой бутылкой виски. Может, не стоило ему надевать эту проклятую маску. Ей хватило бы лишь одного взгляда, чтобы в ужасе убежать прочь. Если бы он обуздал свое треклятое влечение, то не сидел бы сейчас на полу в кромешной тьме, зализывая застарелые раны, словно жалкий, истосковавшийся по любви глупец.
В темной комнате раздались знакомые шаги, которые замерли у окна. Его старая «нянюшка» Фиппс навел подзорную Трубу на окна соседского дома и удивленно посмотрел на своего господина.
– Не говори ничего, – раздраженно бросил Эшби. – Я знаю, с кем она танцует. – Он залпом осушил еще один стакан виски, поморщившись, когда жидкость обожгла ему горло, и стал ждать, когда перед глазами померкнет образ Изабель, взирающей на Хэнсона
– Волки, хищники... Целая стая, – злобно выругался Эшби. Если бы не его ужасное лицо, он был бы сейчас там и прекратил это оскорбительное соревнование. – Ублюдки.
О да, они стали бы прекрасной парой. В этом Эшби не сомневался. Мягкие, женственные изгибы ее тела становились невероятно податливыми в его руках, словно она была создана для него...
Черт, черт, черт! Но Изабель действительно создана для него. Эшби знал это много лет назад. Он знал это сейчас. Но судьба-злодейка отвернулась от него. Нет, не судьба. Он сам сломал себе жизнь.
Его чудак дворецкий неуклюже опустился на пол рядом с Эшби.
– Я слышал, в какой-то стране не принято, чтобы голова слуги возвышалась над головой господина. Эшби передал старику бутылку.
– Можешь отправиться в эту страну, когда только тебе заблагорассудится, Мартин. Я даже оплачу тебе билет.
Вообще-то это он должен был купить билет и отправиться в самый отдаленный уголок земного шара. В Лондоне он чувствовал себя словно зверь, запертый в клетке. В любом другом месте он обретет свободу. Но только не дома. Он почти десять лет провел за границей, сражаясь с врагом. И эти десять лет напрочь отбили у него тягу к приключениям. В отличие от этих пресыщенных и умирающих от скуки бездельников, слоняющихся по городу в поисках фальшивых наслаждений, он наслаждался тишиной и спокойствием, когда не нужно было века кивать при первых звуках канонады, грохочущей за горизонтом, идти в атаку, которая непременно закончится кровопролитием, страдать от недосыпания и физической боли, видеть молодых парней, которые, не успев начать жить, уже умирали, захлебываясь в реках крови... Нет, он предпочитал сидеть ни полу в темной комнате и оплакивать свою судьбу.
После знатной порции виски голос Фиппса зазвучал хрипло.
– Как давно вы знакомы с сестрой майора Обри, милорд?
– Почти десять лет. Но в последний раз я видел ее, когда ей было пятнадцать.
– О! – только и смог вымолвить дворецкий.
– Что «О!»? – Гневно сверкнув глазами, Эшби вырвал бутылку из рук Фиппса.
– Слишком молода для... э... серьезных чувств.
– Заткнись, Фиппс! И оставь свои глупые предположения...
– Прошу прощения, милорд. Я говорил о юной леди. Мне кажется... она очарована вами.
Эшби бросил на слугу уничижительный взгляд. Фиппс не умел лукавить. Он хотел сказать, что это Эшби очарован. Так оно и было на самом деле. Ни один мужчина в расцвете сил не устоял бы перед этим образцом женственности. И дело было даже не в том, что Эшби хотел обладать телом Изабель. Сегодня утром во время ее визита он был ослеплен, вспомнив о том, что она наделена целым набором привлекательных качеств. Она обладала живым умом, силой духа и – в отличие от Оливии – полным отсутствием фальши. Она даже заставила его смеяться.