Я выбираю...

Евстигнеева Алиса

— Ты просто стала слишком похожа на неё, и нас это пугало. Мы не знали, что с тобой делать… — мама говорила тихо и очень осторожно, словно подбирая каждое своё слово.

— На неё? — ничего не поняла я. Но сердце тем не менее пропустило один удар, уже предчувствуя масштаб надвигающейся беды.

Мама кивнула головой и попросила:

— Подожди.

Потом встала и вышла из кухни. Хотелось кинуться за ней и просить… нет, требовать, чтобы она скорее мне объяснила то, что уже начала. Или же наоборот, умолять, чтобы не продолжала.

Ожидание затягивалось, и мне приходилось бороться с тошнотой, которая то и дело подкатывала к горлу. Когда мама вернулась на кухню, я уже была готова разрыдаться, до такого предела были натянуты мои нервы.

Она села на своё место и положила

передо мной фотографию. Сначала мне показалось, что на фото была запечатлена я. Только фотография была сделана под старину, словно выцвела, и я подумала, что фотограф сделал неплохую ретушь. А потом до меня стало доходить, что это совсем не я, а какая-то другая женщина, нет, даже девушка, но до безумия похожая на меня. Те же вытянутые губы, большой рот, длинные каштановые волосы, слегка раскосые зелёные глаза… Ощущение было такое, что кто-то взял отдельные элементы меня, хорошенько их перемешал и попытался расставить на место. Вроде бы всё тоже самое, но выглядело иначе. А ещё девушка была значительно младше меня, лет на двенадцать… Её лицо и улыбка светились юностью и азартом, которое присуще людям в самом начале их взрослого пути.

В голове было столько вопросов, но не один из них я так и не смогла выдавить из себя. Упрямый мозг уже начинал складывать одно с другим, и зарождающаяся картинка совсем мне не нравилась.

— Её звали Любой, — начала неуверенно Елена Константиновна, но потом с каждым словом, её голос становился всё более уверенным, а рассказ более смелым. — Они с Игорем встречались по молодости, первые отношения и всё такое. Но потом что-то не сложилось, и они расстались. Это был конец восьмедесятых, Союз практически рухнул, привычная жизнь у многих тоже пошатнулась. Молодёжь мечтала о новой жизни, о новых возможностях. И Любка была такой же… жадной до жизни, до эмоций, до приключений… до мужчин. Мы жили на одном районе, и её просто было невозможно не заметить. Они с Игорем долго расставались, она то приходила, то уходила, то бросала его, то искала каких-то встреч… Пока однажды не пропала окончательно. Мы с ним и до этого были знакомы, а потом как-то всё само собой закрутилось… стали дружить, полюбили друг друга, поженились, стали жить вместе. Игорь как раз учёбу только-только окончил, на работу устроился, когда на пороге нашего дома объявилась она. Такая же как всегда беззаботная и лёгкая, казалось, за год она практически не изменилась, не считая одного — на руках она держала тебя. Тебе тогда едва-едва исполнилась пара месяцев. Любка рассказала, что ей необходимо уехать, что её ждёт Москва, какой-то уникальны шанс, и что она не может взять тебя с собой. Она утверждала, что ты дочь Игоря и просила нас временно позаботиться о тебе. Там… был сложный и длинный разговор, в результате которого ты осталась с нами. А через неделю Люба с каким-то мужиком разбилась на машине, по пути в столицу.

Я слушала её и не верила своим ушам. Мне словно рассказывали события какой-то отечественной мелодрамы. Она говорила про меня… и мою маму?! Она говорила про нашу семью, а мне казалось, что это всё просто не могло случиться в мире. Мы же были семьёй, самой обычной, самой простой. Я же помнила их всю жизнь и отца, и мать… А теперь, теперь всё было совсем-совсем не так.

— Ну а дальше, — продолжала она свой рассказ, который столько лет просился наружу, — ты осталась с нами и мы старались растить тебя как своего ребёнка. За большие деньги купили свидетельство о рождение, переехали с того района. Потом родилась Даша, затем Андрюшка… Жизнь становилась сложнее, но мы справлялись. Пережили девяностые, начало нулевых… Ты взрослела, и я всегда старалась относиться к вам ко всем одинаково. Может быть, не всегда получалось, но я старалась. С годами ты всё больше и больше становилась похожа на свою… мать. Мы старались бороться с этим, сдерживать тебя как-то. Но тут появились эти двое твоих друзей, и ты совсем выбилась из-под контроля. С каждый днём ты становилась её копией… И когда ты в очередной раз сбежала из дому, отец просто не выдержал. Получилось грубо, но, Лиз, поверь, это всё было из-за чувства безысходности, он слишком боялся, что ты повторишь её судьбу.

Плохо

помню, что было дальше. Кажется, мама (Или уже не моя мама? Могу ли я вообще её так называть?) говорила что-то ещё. Я даже умудрялась что-то отвечать или просто кивать головой. Момент прощания просто выпал у меня из головы. Последнее, что отложилось в сознании, как я вышла на улицу и разревелась. Я еле брела по улице, завернула за угол и поняла, что сейчас упаду. Каким-то чудом умудрилась сесть на бордюр… а дальше опять темнота.

Пришла в себя, уже когда рядом появился Ваня. Рыдала у него на груди и никак не могла взять себя в руки. Лишь бессвязно повторяла один вопрос: «Почему». Когда я перестала судорожно всхлипывать, Ваня подхватил меня на руки и отнёс в джип, бережно усадил на пассажирское сиденье и пристегнул.

До гостиницы мы ехали молча.

Глава 41

Держи меня за руку и не отпускай меня

Вместе ведь до конца мы будем с тобой всегда

Держи меня за руку и ближе ко мне прижмись

Ты сердцебиение, ты вся моя жизнь…

(с) Джиган

Я больше не плакала, но на меня навалилась такая апатия, из-за чего казалось, что весь мир лишился красок. Почти весь день пролежала на кровати, уткнувшись своей макушкой в крепкую мужскую грудь. Иногда проваливалась в полусон — полузабытьё. Ваня всё время был рядом, гладил меня по голове, перебирал мои волосы, и главное — не задавал никаких вопросов, он вообще старался со мной не разговаривать, давая возможность принять случившееся.

Когда на улице уже начало темнеть, Чемезов неожиданно встал и начал одеваться, я как раз в очередной раз дремала. Почувствовала движение рядом и открыла глаза.

— Уходишь? — голос меня слушался плохо, но я всё же смогла задать свой вопрос.

Ваня ободряюще улыбнулся мне, положительно расценив мой первый всплеск какой-никакой активности.

— Надо одеждой разжиться.

— Домой поедешь?

Чемезов как-то подозрительно усмехнулся и качнул головой:

— Боюсь, что там от моих вещей уже мало что осталось.

Вопросительно посмотрела на него, но так и не получила никаких пояснений.

— В магазин съезжу. Хочешь, потом к Владу заеду или в магазине что-нибудь для тебя возьму?

— Давай к Владу. Я с тобой. Хоть машину свою заберу…

Думала, что Ванька начнёт оспаривать последнее, но он кивнул:

— Собирайся.

Встать с кровати оказалось не так легко, тело слушалось меня плохо, из него словно выпустили весь воздух и забыли закачать его обратно.

Ваня опять поднял меня и поставил на ноги.

— Ну и куда ты поедешь?

— Я справлюсь…

Он недовольно сжал зубы, явно борясь между недоверием к моему состоянию и желанием помочь выйти из оцепенения.

— Тогда возьмём такси, — нашёл он выход. Я хотела засопротивляться, но Ваня меня опередил. — Свою машину поведёшь сама, я для разнообразия побуду пассажиром. Буду ехать и молиться.

Шутку я оценила, выдавив из себя слабую улыбку.

На улице заметно похолодало, и мне вновь достался Ванькин пиджак. В такси ехали в тишине, хотелось прижаться к его плечу и не думать ни о чём. Но, несмотря на всю свою заботу, Чемезов был каким-то смурным, словно что-то не давало ему покоя. Положила руку на его бедро, отчего Ваня вздрогнул.

— Всё в порядке?

Вместо ответа он накрыл мою руку своей ладонью и сжал её. Это было так странно, вот так вот свободно касаться друг друга. Оба чувствовали неловкость и стеснение, но это всяко было лучше того отчаянья, которое обуревало меня весь день.

В дом Державиных мы зашли, держась за руки. Влад встречал нас ехидной улыбкой, ну хоть комментировать ничего стал.

Я убежала наверх собирать вещи, а мужчины остались внизу метать друг на друга недовольные взгляды. Мои сборы проходили под пристальным вниманием двух мелких дьяволят именуемых Алисой и Ангелиной. Они бурно инспектировали все мои вещи и внимательно следили за тем, что я закидываю в свой чемодан. Из-за чего у меня создавалось впечатление, что я забираю не свои вещи, а бессовестно забираю чужое.