Я выжгу в себе месть

Чайковская Диана

И обижать Василику не стоило. Злой стала девка. Мало ли, прогонишь, а она наворожит в ночи, и воцарится в купеческом доме горе. Нет уж, Калине такого не надо. Она надеялась, что непутевая падчерица сама поймет, прочувствует, что ей не рады, и уйдет прочь.

Обед проходил в тишине. Дочки неохотно жевали, Калина тоже толком не ела, только пила вино. Радомир вздыхал и кривился, с трудом скрывая негодование.

– Вижу, батюшка тоже не хочет меня видеть, – хмыкнула Василика. – Ну что ж, воля ваша. Если понадоблюсь, сами найдете. Знаете ведь, где живу.

Не успела Калина моргнуть, как девка выскочила из-за стола, обернулась вороной

и вылетела в окно. Вот тебе и падчерица. Хороша, других слов не найдешь. Радомир, сославшись на головную боль, ушел к себе. Калина с досады ударила кулаком по столу. Марва поджала губы, а Любава всхлипнула. Дочки дурами не были, понимали, что появление ведьмы ни к чему хорошему не приведет. Жди теперь кривотолков и косых взглядов. Лучше бы Василика вообще не появлялась, сидела бы в своей избушке, грызла бы птичьи кости и не ходила бы дальше перелеска. Слишком много бед от этой девки.

* * *

Не было ничего удивительного в расписных городах. Да, ряды каменных домиков, резное дерево то тут, то там, всюду люди, шум, гам, чуть ли не на каждой улице пели скоморохи, а торговцы хватали за руки и кричали в уши, расхваливая свои товары.

Василика повидала всякое. Побыла и чернавкой в княжеском доме, и богатой молодицей, и птицей, и мышью, и молодцем в расшитом кафтане. Научившись принимать разные обличья, вылепливать новые лица из пламени, перекидываться зверем, ведьма стала почти неуловимой и неузнаваемой. Если кто и чуял ворожбу, то не мог сказать толком, что происходит и где находится виновница.

Василика обошла половину Холмогорского княжества, чтобы понять: ее дом находится в лесу у деревни. Там, где стоял купеческий дом и где пели песни целое лето. Тоска по прошлому настолько захватила душу, что она решила на обратном пути заехать в купеческую избу, повидать мачеху и отца.

Жаль, конечно, но это надо было сделать, иначе Василика так и продолжала бы мечтать о том, как придет в купеческий дом нарядная, как встанет перед Радомиром и Калиной, поведает о себе, и все ее мигом зауважают. Нет, никогда простой люд не станет уважать лесную ведьму. Непонятна она им, как и ее сила.

Единственным местом, где ее действительно ждали, была избушка. Та самая, которая, по слухам, стояла на курьих ножках, а внутри нее сидела злая ворожея и грызла человеческие кости. Василика улыбнулась: чего только не придумают, лишь бы себя попугать лишний раз! Да, она и впрямь сторожила Грань, не пускала любопытных к алатырь-камню и следила, чтобы духи не прогуливались дальше перелеска, но никогда не ела людского мяса. Впрочем, пусть боятся, так надежнее будет.

Василике захотелось проехаться по Радогощи открыто. Она не стала прятаться – вернула себе человеческое обличье, принарядилась, села на коня, ожидавшего на постоялом дворе, и запрыгнула в седло. Впервые за долгое время ведьма чувствовала себя княжной, но никак не купеческой дочкой. На нее смотрели со страхом и интересом, кто-то вскрикивал, кто-то охал. Девки одергивали молодцев, а те чуть не сворачивали шеи, провожая ее взглядом. Какая-то старуха кинула в Василику камень, но тот мигом полетел обратно. Бабка ахнула и быстро спряталась за забором, проявив удивительную ловкость. Коготь, вороной скакун, заржал. Пришлось пустить его в галоп. Уж слишком нервно он переносил поездки по людным местам, зато как ладно скакал по лесам и вдоль полей!

Василика помахала деревенским на прощание и понеслась к родному перелеску. За кустарниками, березами, еловыми ветками вились

дикие тропки. Чуть поодаль от них стояла знакомая избушка, скрытая от глаз заклятием.

– Тпр-ру! – Василика остановила Когтя.

Колючие кусты шиповника налились зеленью, как и ветвистый плющ. Глядишь, вот-вот поспеют волчьи ягоды, кислые и ядовитые для простых людей. Василика нашла место, где багрянец шиповника пылал особенно ярко, и выплела кончиками пальцев заклятие. Маленькие огоньки заплясали в ладонях. Коготь недоверчиво шевелил ушами. Он боялся нечисти, которая выглядывала из-за деревьев, – лешачата озорно улыбались, мавки смотрели с опаской.

Кусты шиповника с шелестом и хрустом поползли в стороны, зелень потихоньку исчезала, а на ее месте вырастали знакомые ворота. Василика спрыгнула на землю, отперла их, затем сдвинула полено, чтобы широкие створки разошлись посильнее перед Когтем.

Стоило им зайти во двор, как куры с кудахтаньем бросились врассыпную, а Всполох, ничуть не изменившийся, подкатился к Василике и усмехнулся:

– Сколько лет, сколько зим, хозяйка.

– Не так уж и много, – пожала она плечами. – Вы тут как?

– Спину ломит, – донеслось из избушки. – Ноги не ходют толком, ничего из еды нету, а хозяйка вечно в разъездах, не заботится обо мне, старом.

– А ты все так же ворчишь, дедушка, – засмеялась Василика.

Как приятно возвращаться! Вот-вот она распряжет коня, выпьет ягодного чаю и рухнет в мягкую постель. Дом ощущался как… дом, родной, привычный и спокойный. Здесь не надо было прятаться от чужаков, врать, оборачиваться кем-то. Василика вдохнула запах хвои и прислушалась.

За воротами пели мавки с птицами, а вдали звенела Золотница, приманивая путников. Эх, соскучилась она по свежей речной водице, по русальим хвостам и чужим очам, которые выглядывали из-за кустов. Нигде, даже в столице Холмогорского княжества, не было такого дивного запаха – смеси хвои, листвы и ягод.

Василика пообещала себе отоспаться, а потом сходить на речку и поплясать с русалками да водяницами, тем более что со дня на день начнется зеленая седмица и везде загорятся жаркие костры, а молодцы с девками будут прыгать через них и бросаться прямиком в прохладную воду. С этими мыслями Василика зашла в избу, скинула дорожную накидку и крепко обняла Домового, который тут же засмущался, а потом и вовсе уполз под печь, повторяя, что хозяйка сошла с ума.

Может, и сошла, кто его знает. Только на душе было легко, будто всю ее выкупали в целебных водах и залечили, а что не исцелилось, то стерлось, как следы на песчаном берегу.

* * *

Венок у Василики вышел ведьминским. Ивовые ветви она переплела с еловыми, на которых торчала пара шишек, затем добавила еще ромашек, немного мяты, одуванчиков; долго думала, рвать ли белоснежную кувшинку, покачивающуюся на воде неподалеку от берега, а потом махнула рукой – пусть растет и радует мавок. Для завершения не хватало еще пылающих кубышек. Василика усмехнулась: во красота, слов не подберешь, чтобы описать!

Если Калина отпустит дочерей, то у Марвы наверняка будут ленты, бубенцы, яркие маки, а Любава добавит розу – дивный цветок, который рос в их саду. Когда-то давно отец привез несколько черенков. Одни погибли, но другие прижились и цвели каждый год. С тех пор венки купеческих дочек выделялись среди других. Только Василика обычно плела что-то блеклое, как болотная тина, и походило оно скорее на кочку среди топей, чем на сплетение красочных цветов.