Я – ярость

Доусон Делайла

А потом он вытаскивает из портмоне несколько хрустящих сотенных купюр, чтобы успокоить ее, и отдает, наказав не тратить на «глупое дерьмо».

Будто она посмела бы.

И на этом – все.

Возможно.

Что бы Дэвид ни говорил, она не в силах полностью изгнать беспокойство. Будто ковер, который в любой момент могут выдернуть у нее из-под ног. Современные банки не совершают подобных ошибок, и Челси это прекрасно известно, потому что Дэвид работает именно в этой сфере, а она за много лет брака наслушалась от него историй. Воспоминание о том, как Дэвид скомкал письмо и выбросил его, застревает у нее в сознании, как камешек в ботинке.

Вечером в пятницу Дэвид отправляет Челси в спа,

на ботокс-вечеринку, вместе с женой Брайана Мариссой. Он не интересуется ее мнением – просто говорит, куда она должна приехать и во сколько, а еще обещает не давать девочкам есть много сладкого. И вот она полулежит в кресле с подогревом, вокруг босых ног пузырится горячая вода невозможно синего цвета. Доктор вкалывает ей в кожу лица крошечные дозы яда, и это, возможно, было бы весьма болезненно, если бы они сперва не накормили ее перкосетом [6] и не дали шампанского, чтоб запить. Звучит весьма опасно и даже незаконно, но, если быть честной, она испытывает лишь благодарность и облегчение.

6

Оксикодон (перкоцет, перкосет) – обезболивающий препарат, полусинтетический опиоид.

В соседнем кресле сидит Марисса и болтает о наращивании ресниц со своей подружкой Эбби. Челси не испытывает ничего, кроме отвращения к этой процедуре, и не может поверить, что все прочие так взволнованны. Шесть женщин сидят в массажных креслах с подогревом – очередь желающих решить свои проблемы с помощью игл. Одна за другой они берут зеркало и, крутя головой, уверяют друг друга, что уже помолодели на десяток лет, хотя доктор совершенно точно сказал, что для достижения полного эффекта потребуется семь дней. К тому же лица у всех покраснели и распухли.

– Много морщинок, от беспокойства, – говорит доктор, указывая на складки на ее лбу, которые так ненавидит Дэвид. – Вы определенно захотите вернуться через месяц-другой. Если не исчезнут, можем попробовать что-то другое, например филлеры.

Ему чуть за двадцать, выглядит с этим его острым подбородком прямо как кинозвезда. Грудь Мариссы следует за доктором, как спутниковая тарелка, настроенная на основной канал. Челси хорошо понимает, что для пластического хирурга она в самом деле всего лишь вещь, нуждающаяся в починке. Авто, которому не мешает подреставрировать кузов, большая куча недостатков с хрустящей пачкой стодолларовых купюр муженька.

– Этой дозы должно хватить, – сообщает доктор, отступая назад и держа шприц иглой вверх. – Красавица!

– Боже ты мой, – тянет Марисса, склоняясь к ней. – Доктор Джи, вы просто гений! Челси, выглядишь потрясающе!

Доктор благодарно улыбается и переходит к соседнему креслу, бормочет все ту же комбинацию комплиментов, прежде чем ткнуть пальцем в каждый восхитительный недостаток на совершенно нормальном лице. Марисса протягивает ей зеркало, и Челси, глядя в него, осторожно касается лба. Она выглядит как аллергик, которого жалили пчелы. Лицо онемело, но сложно сказать почему: то ли от инъекций, то ли из-за перкосета, то ли потому, что сегодня днем она плакала. Времени восстанавливаться у нее, конечно, нет: не может же она не вылезать из постели целый день, а то и неделю. Что ж, какое-то время будет выглядеть совсем дурнушкой. По крайней мере, с уколами покончено. Ботокс. Очередная история, в которую муж ее затолкал, хоть она и клялась, что никогда не будет делать с собой ничего подобного.

Прошлой ночью вышло хуже, чем обычно. Челси почти все время была в отключке, а когда проснулась, то у нее неистово болело горло. За пару дней до этого она приготовила любимое блюдо

Дэвида, креветки скампи, и, когда он потащил ее в спальню, сделала все, что он хотел: не сопротивлялась, когда он толкнул ее на колени и направлял ей голову, запустив пятерню в волосы. Она хотела доставить ему удовольствие, а еще хотела избавиться от его внимания – и на несколько дней это помогло. Но потом Челси забыла в раковине пару тарелок, затем не купила его любимое пиво, а Бруклин что-то сказала в ответ на его очередное поучение – и в итоге он снова маячил возле стойки, лениво опрокидывая бутылку за бутылкой и ожидая, пока она закончит убирать со стола. Дэвид выдворил ее из дома вместе с Мариссой, и Челси понадеялась, что это удовлетворит его больше, чем ее ласки ртом.

Этим утром, когда она уезжала (не забыв приготовить сэндвичи ему на обед), Дэвид улыбнулся и сказал, что она хорошая жена. Этот комплимент расцвел у нее в груди, будто морская звезда, и Челси затошнило оттого, что это происходит с ней. Его слова заставляли подставлять брюхо, будто она побитая собака, и это притом, что на голове у нее все еще болели синяки от его пальцев.

И вот она в спа, лицо онемело, ногти на руках длинные и плотно залакированные, а кончики выкрашены в скромный белый, в то время как ногти на ногах вот-вот покроют цветом, который Дэвид называет «шлюшьим красным». Челси ненавидит себя больше, чем когда-либо, и неважно, что в глубине души она еще помнит, что ненавидит Дэвида. Ничего не поделаешь – она в ловушке, вместе с ним и по его вине.

Перемены происходили так медленно, что она даже не заметила. Первая школьная любовь стала идеальным парнем, потом слегка рассеянным мужем, потом первокурсником колледжа, который допоздна засиживался на вечеринках и приходил домой к беременной жене (Челси никогда не приглашали – «для твоего же блага», говорил Дэвид). Он настоял, чтоб они открыли общие счета в банке, и она передала ему контроль над финансами – пусть сам планирует их бюджет, ведь она так плохо разбирается с цифрами. Он всегда хотел, чтоб она сидела дома с дочерьми, не позволял ей даже подрабатывать на полставки, а эфирные масла и прочие ее попытки заняться предпринимательством – попытки спастись из этого рабства! – лишь увеличивали ее долг перед мужем. Она не зарабатывает, у нее нет собственной кредитной карты или перспектив трудоустройства. Друзей тоже нет: Дэвид вытеснил всех ревностью, настаивал, что жена нужна дома, нужна ему самому. Он сказал как-то, что это ее единственная работа – быть ему женой. Даже Джинни, живущая на другой стороне улицы, игнорирует ее сообщения. Челси абсолютно не к кому обратиться.

Ах да, что насчет матери?

Все равно что прятаться от волка в пасти у льва.

Каким-то образом Дэвид шаг за шагом отрезал ей все пути к отступлению. Даже если Челси подаст на развод, он получит все деньги и, вероятно, заберет детей, ведь его лучший друг Брайан – продажный адвокат. Неважно, что там пишут в интернете про опеку и алименты: Дэвид скорее даст ей умереть, чем позволит уйти с девочками и половиной его денег. Мать же только усугубляет ситуацию: каким-то образом любые проблемы в их отношениях она объясняет несовершенством Челси, а вовсе не жестокостью Дэвида.

Но… постойте.

Это считается насилием в семье?

Ведь должно считаться. Он все время унижает ее, контролирует финансово, манипулирует ее эмоциями. Душит по пьяни, а потом, протрезвев, клянется, что никогда не поднимет на нее руку. Твердит, что синяки – это следствие ее собственной неуклюжести. Мило повторяет, что она забывчива, бестолкова, глупа и к тому же толстеет с каждым днем. Напоминает, что его лучший друг со школы работает в правоохранительных органах и к тому же он знает половину полицейских у них в городе.