Я за тобой вернусь
Шрифт:
– Зачем звоню тебе, – продолжал Павел, – да всего лишь хотел извиниться. Не обессудь. Припил, наговорил лишнего. Просил у тебя чего-то, не имея на то ни какого права. Всё это уже не важно. Важно то, что я опоздал.
– Опоздал куда, – с ехидством прервал его Эдуард, – на поезд? Или уж прости, – Эдд прикрыл ладонью рот, но смешок всё-таки выскочил из его губ, – ох, извини.
Эдуард засмеялся.
– Неужели доченька? Ну прости. У меня есть вещи и по важнее. А со своей жизнью ты сам виноват, что всё не так, как у «людей». Надо самому было вовремя браться за ум.
Эдик слабо хихикал, пока всё это говорил. Он хотел ещё что-то сказать, чем-то ущемить этого человека, в чём-то указать на своё «превосходство».
– Да,
Связь прервалась. Ни гудков, ни хрипов в трубке не было слышно. Просто одна тишина. Немного собравшись с мыслями, Эдуард просто освирепел. Сразу сообразив, что его «друг» опять перебрал лишнего, он набрал номер Егор Егоровича начальника службы безопасности фирмы и велел ему отправить ребят по адресу, где когда-то раньше жил его «приятель» и в конец объяснить ему, чтобы тот больше не беспокоил их благоверного босса. Егор Егорович обещал завтра же доложить шефу о проделанных действиях, на что Эдик отреагировал отрицательно, велев начальнику СБ не отвлекать его от отдыха.
Следующее утро Эдуард побывал в местной сауне, бассейне, съездил в какой-то старый замок на экскурсию. После аппетитного обеда он снова отправился на ту скамейку полюбоваться морем и побаловать себя морским бризом.
От повтора происходящего у Эдуарда вздрогнул на скамье. Снова звонил телефон, почти в тоже время, что и вчера. Но посмотрев на дисплей, Эдуард удивился ещё больше. Звонил Егор Егорович. Со злостью Эдик ответил на звонок и не успев выпалить всю ненависть на своего подчинённого, услышал извиняющийся, переходящий порывами на заикание голос Егора.
– Эдуард Аркадьевич, в нарушение Вашего указания, я всё-таки решил поставить Вас в известность. Тут небольшая нестыковочка…
– Что, твои охламоны не смогли найти квартиру даже по адресу? – перебил его Эдуард.
– Да нет, что Вы. Ребята её очень даже ловко отыскали, но дело в том, что двери им открыла какая-то заплаканная мадам и долго не могла понять, чего от неё хотят мои пацаны. Они сказали, что дама по всей видимости была чем-то накачена, то ли наркотой, то ли бухлом. Попросту невнятно им что-то бормотала, а после и вообще заявила им, что её муж уже четвёртые сутки, как мёртв… Он повесился у себя в гараже, сделал петлю из простыни и того… «Нет меня, я покинул Рассею», – хохотнул Егор Егорович, – может это чей розыгрыш был, Эдуард Аркадьевич, дурацкий. Однако, мои ребята и у врача были, который констатировал смерть и на кладбище потом, всё подтвердилось. Эдуард Аркадьевич, Вы меня слышите?
Эдуард не слушал, сердце сжало так, что казалось, вот-вот оно оборвётся и упадёт в ту бездну, из которой вчера звонил Пашка, его ДРУГ. «Нельзя, чтобы родители хоронили своих детей»……..
Эдуард выключил свой телефон, он смотрел вперёд, в морскую даль. Он до конца так и не понял, что всё это значит. Но то, что в нём было внутри, то человеческое, что ещё осталось. То, что подавало признаки совести т сочувствия, подсказывало ему, что это не бред, что это всё наяву. Но как такое может быть? Он догадывался, что это Павел с перепоя решил надавить на жалость Эдуарда, он даже надеялся, что тот собрался покончить жизнь самоубийством. Но он никак не думал, что тот уже мёртв. Как это возможно, чтобы люди звонили с того света. Может это Он. Проверяет его на прочность, в состоянии ли Эдуард готовности и ни кинется ли исполнять желания каких-то своих старых друзей, отвлекаясь от грядущего.
– Мне в это время здесь очень нравится.
Эд подскочил, как ошпаренный, кто-то справа на лавочке сидел рядом с ним и говорил.
– В прошлом году я тоже был здесь. Тогда здесь была гроза, море бушевало сильно. Стихия ни сравнима ни с чем по силе, того и гляди собьёт с ног и утянет за собой в самую пучину.
Эдуард смотрел
– Ты кто, малыш, – спросил Эдик, – где твои родители?
– Разве это сейчас важно, – спросил мальчик, так же смотря перед собой, – Эдуард?
Эдик не поверил своим ушам.
– Откуда тебе известно моё имя, пацан?
– Не те вопросы ты мне задаёшь, Эдуард. Не там ищешь. Вопросы ты должен задавать не мне, а самому себе.
«Это сон» подумал Эд. Этого просто не может быть.
– Я понял, – заговорил Эдик, – это просто глупый розыгрыш. Тупой, до безобразия идиотский юмор. Всё это чья-то выдумка: мой друг алкаш, больная дочь, смерть друга, его пьяная жена. Да за всю эту херню сам Егор Егорович не удержится на своём месте, я его выкину со службы, в зашей, без выходного пособия. Без права восстановления, – Эдуард не просто говорил, он хрипел, перерывами стискивая зубы от гнева, с прищуренными глазами, прожигающими мальчишку насквозь, – Я всех к чертям собачьим выдворю со службы за эту ахинею. А тебя отправлю в какой-нибудь приют. Родителей твоих куда-нибудь в ссылку, по старинке. Устраивает такой расклад сынок?
Мальчик не смотрел на Эдика. Он глядел вперёд, без изменений, с той же неизменной лёгкой улыбкой, выводившей из себя Эдда.
– Однажды, когда тебе было двенадцать лет, – начал мальчик, – твоя мама позвала тебя в свою комнату. Ещё в старом вашем доме, в деревне. Ты помнишь. Это произошло ночью. Она сказала, что просто хочет побыть с тобой вдвоём, поболтать, помолчать. Не больше. Однако, тогда ты уже знал всю правду, которую тебе поведал твой отец. Он сказал тебе, что утром они с местным ветеринаром усыпили твоего любимого пса. Гектора. Пса, которого ты очень любил, но который был очень стар. Отец всегда готовил тебя чересчур сурово, говорил всё, что думал в глаза, в лоб. Да и зачастую порол тебя, за что ты до сих пор не можешь его простить. Ты не дал маме шанса солгать тебе, а просто сделал так, чтобы она ничего не произнесла первой, даже на любую тему. Ты сам начал говорить о другом, сам начал врать самому себе. Врать так, что сам поверил в то, что ничего не случилось, что отец ничего не говорил, а пёс ещё бегает где-то во дворе….. Точно так же, как заставил себя поверить, что никого не сбивал на своём автомобиле. И ещё кое о чём. О том, что произошло немного раннее смерти твоей собаки.
Эдуард не заметил, как из глаз выступили слёзы. Он нервно теребил свои пальцы, с такой силой, что попадись в них сейчас даже гранитный камень, он бы стёр его в порошок, не дав никакого шанса. Он сухо выдавил из себя, тяжело сглотнув:
– Кто? Кто тебе это рассказал?
– Никто. Вспомни, ты же об этом никому не говорил. А родителей твоих уже давно нет. А в радиусе на полкилометра никого не оказалось рядом с тем человеком. С тем обладателем кожаного портфеля.
– Кто ты такой, мальчик. Я уже ничего не понимаю. Всё, как какой-то несуществующий фарс. Ты говоришь о вещах, о которых никто по сути вещей не должен даже и догадываться, а я даже не в силах предположить, как такое вообще возможно.
– Не это тебя сейчас должно волновать, Эдвард.
Эдуард ничего уже не мог с собой поделать. «Эдвард»… Где-то из глубин памяти вырывались какие-то очертания. Сначала лиц, потом фраз, неясных силуэтов. «Эдвард». Его так называли раньше. Но кто? Где он мог уже слышать это обращение к себе? Эдуарда так резко осенило, что он зажмурил глаза. Так его звал только его друг из далёкого, забытого детства. Денис Седых. Седой, как прозвали его ребята за его фамилию. Только он имел права называть так Эдика, как сам так считал Седой.