Я забуду тебя завтра...
Шрифт:
— А где мы находимся?
— Я не могу сказать, извини, — женщина смущённо улыбнулась, доставая из кармана какие-то пакетики. — Мне нужно взять анализы крови, чтобы понять в чём дело. А после сделаем флюру и проверим кардиограмму.
Я послушно дала руку для новых уколов.
— Вы не обязаны этим заниматься. Когда всё закончиться, я могу сходить в больницу. Не хочу доставлять лишней работы.
Она снова улыбнулась вставляя новый катетер в другую руку и набирая несколько колбочек. Я же при этом зажмурилась. Нет, я привыкла к этим уколам, но всё равно боюсь игл, а так менее страшно, хоть и потеют ладошки все равно.
— Совсем недавно нам дали задачу
— Хорошо, но сначала я хочу проведать Илью.
— Сейчас всем остается только молиться. У него множественные ушибы жизненно важных органов. Удивительно, что его успели доставить сюда. Вы его родственница?
От её слов стало только хуже. Глаза заполнились слезами, стоило мне только представить как ему было больно. Что он чувствовал тогда?
— Нет, — ответила я.
Я ему никто, наверняка, даже знать меня не хочет. Но это не значит, что я отвернусь от него. Он важен для меня, и я буду рядом, даже если услышу новый поток брани.
Спустя час мне всё же разрешили встать, но в палате Ильи заставили опять сесть. Там я оказалась не одна, а в компании Данила. Он сидел во втором кресле и был в такой глубокой задумчивости, что даже не заметил как вокруг меня копошилась Ригина. Она снова поставила мне систему, хотя я уверяла её что это без надобности, кроме слабости я ничего не чувствовала, но женщина настояла, и мне пришлось смириться.
Однако когда она ушла, я почувствовала облегчение. Не надо мной порхать надо, а над ним. Почему никто ничего не делает? Всем как будто всё равно! Это злило меня. Злило что и я ничего сделать не могу. Я слишком тупая, чтобы смыслить хоть что-то в медицине.
Хотела бы я быть такой как Регина. Она умна, красива и воспитана. У неё, наверняка, нет никаких проблем с мужчинами.
— Как ты себя чувствуешь?
Я очнулась от собственных терзаний и обратила всё своё внимание к Данилу.
— Мне страшно. За Илью.
Он кивнул.
— Знаю. Нам всем страшно. Он всегда спасал нас. Вытаскивал пули, зашивал, возвращал к жизни. А теперь, когда наша помощь нужна ему, мы бессильны.
В его словах было столько отчаяния. Мы оба переживали за него настолько сильно, что забыли обо всем, даже о себе. Я наклонилась вперед поправить одеяло и заметила на тумбочке его вещи. Мобильник, бумажник, ключи и те часы, которые он так бережно хранил на подставке. Я взяла их и провела пальцем по круглому циферблату. Кожаный ремешок был приятен на ощупь, но стекло сломалось, наверное, при ударе, а стрелки встали на без пятнадцати десять. Надо будет их починить. Они были дороги Илье.
— Он же выкарабкается, да? — спросила, хоть и знала ответ. — Он сильный. Он должен выздороветь.
— Мы должны верить в лучшее. Особенно ты.
Дни шли бесконечно долго. Илье часто меняли повязки, ставили уколы, капельницы, но исцеление так и не приходило. Только синяки стали ярче, а корочка на ранах твёрже. Я уходила от его кровати только когда меня уводили на обследования. Врачи, кажеться, поставили перед собой цель выжать по максимум, сделав меня подопотным кроликом. Узи сердца, кардиограммы, ЭКГ, ангиография, снимки сердца с помощью рентгена, КТ, МРТ. Меня сканировали самыми разными способами, взяли, наверное, галлон крови, а после начали пичкать таблетками, выявив причину сердечного приступа. Порок был не причем. Это оказалось ишемической болезнью сердца — ИБС. Стенки, которые снабжают мой моторчик кровью, сузились, вызвав
Страдать этим в восемнадцать лет не комильфо, однако. После моей операции маму заверили, что я могу не опасаться за свою жизнь и неудобств порок сердца не принесёт при гимнастике и балете. Но, видимо, что-то пошло не так, раз я свалилась и переполошила всех.
С ума сойти только. Сердечный приступ. В восемнадцать. Я всегда полагала что он случается только у стариков, а оно вон как. Раз. И всё. И не будь я среди врачей, то точно кормила бы червей. Наверное. Но даже такие переживания не выбивали меня из реальности и не заставляли забыть про Илью хотя бы на минуту. За эти три дня я лучше узнала и его, и его семью. Именно так они себя называли. Семьей. Совершенно разные мужчины были настолько близки духовно, что даже братская любовь меркла в сравнении с тем, на что они способны ради друг друга. И насколько сильно они угасали от того, что не могут помочь своему другу. Как оказалось, только Илья имел медицинское образования и хоть немного понимал в науке, остальные просто слепо верили ему, зная, что тот их не предаст. А теперь, как и сказал Данил, они бессильны, и всем остаётся только ждать.
Только это ожидание такое сложное, такое болезненное.
— Ну что, — воодушевлённо начал один из докторов комплекса, как только сделал новые анализы Ильи. — Опасный период пройден. Если организм и дальше сможет справляться самостоятельно, через неделю мы сможем вывести его из комы. Но прогнозировать пока рано. Нужно убедиться, что наши надежды будут оправданы.
Всё хорошо, но всё плохо. Именно так я поняла его слова и от этого легче не становилось. Я так же сидела рядом, так же теребила в руке его часы и так же молила Господа, чтобы он поправился, но ничего не менялось. Отчаяние всё больше и больше овладевало мной. Я скучала по нему. Скучала по тем редким разговорам. Скучала по его голосу. Что будет когда он очнётся? Как воспримет ампутацию? В книгах обычно герои закрываются от всех, кому они дороги. Поступит ли Илья так же, посчитав себя обузой? Будет ли жалеть что выжил? И что мне делать если он снова меня прогонит? Я не вынесу этого. Я не смогу справиться. Но я не могу видеть его таким. Уж лучше пусть орёт на меня. Пусть даже обзывает, но живёт. Если для этого нужно умереть мне, я согласна. На всё согласна.
— Только вернись. Пожалуйста.
Прижала его пальцы к губам и крепко зажмурилась, чувствуя как по щекам бегут чёртовы слёзы. Они уже стали привычным явлением, но сейчас казались глупыми. Они ничем не помогают. Ничем.
— Тебе нужно поесть, Марин.
Я обернулась на голос Данила, но тут же отвернулась, вытирая лицо.
— Я не голодна.
В последнее время мы стали чаще видеться, потому что проводили много времени тут. Он оказался приятным человеком, но мало говорил, хотя в данной ситуации я была этому только рада. Разговаривать абсолютно не хотелось.
— Когда ты в последний раз ела?
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить. Кажется, вчера, но я не признаюсь. Я не уйду отсюда! Пусть хоть кран вызывают! Хватает того, что я трачу время на водные процедуры и на сон в своей палате.
— Недавно.
Он тяжело вздохнул и снова вышел, оставив меня опять одну, что только порадовало. Не хочу я чтобы лезли с глупыми вопросами. Лучше бы так пытались достать тот препарат, как пытались выгнать меня отсюда.
Когда Данил вернулся снова, то нёс в руках поднос и пару стаканов с молоком.