Я забуду тебя завтра...
Шрифт:
Но внимательно смотря в мои распахнутые шире некуда глаза, он вынул палец и включил кран в душевой. Отрегулировав воду, переключил режимы и толкнул под струи. Я зажмурилась, ожидая холод, но она была еле тёплой, а пальцы Грешника смывали с меня грязь. В них больше не было той грубости, что и раньше, кажется, начал остывать, но боль уже настолько пропитала моё сознание, что было абсолютно плевать. Ужейй на всё плевать. Лишь бы это закончилось быстрее.
— Нужно вправить нос.
Если его прикосновения больше не были полны ненависти и злости, то вот о голосе такого не скажешь. Им можно было
— Дыши ртом.
Я подчинилась, радуясь, что струи не льют мне на лицо, а омывают только тело. По крайней мере, он не хотел, чтобы я тут окочурилась, а значит, нужна живой. Идиотка! Конечно, живой! Ему же нужен какой-то чемодан, который я, вроде как, взяла!
— Сколько ты пробыла у Кубрынина?
Мысленно подсчитав время с даты похищения, пришла в ужас.
— Три месяца.
И они полностью выпали из памяти. Я помнила лишь его приходы. Остальное просто чёрное пятно и обрывки фраз.
— Что ему нужно было? Зачем он тебя похитил?
Чтобы удовлетворяла его грязные и тупые фантазии.
— Чтобы я танцевала.
Из-за зажатого носа я сильно гундосила и некоторые буквы проглатывала или не выговаривала. В другой ситуации это было бы забавно, но сейчас я чувствовала себя беспомощной и озлобленной.
— Каких людей ты там видела?
Я попыталась покачать головой, но стало только ещё больнее, а думала, что сильнее быть уже не может.
— Не знаю. Я почти ничего не помню.
— Что ты помнишь?
Некоторое время я смотрела на него, поджав губы. Если бы он работал на Кубрынина, то и сам прекрасно знал, что там происходит. А если нет… Я не знаю! У меня в голове только и стоят те звуки, что я слышала после того, как оказалась вне особняка.
— Смех, аплодисменты и приказ танцевать, — с горечью и ненавистью ответила я.
Он перевёл на меня до невозмутимости серьёзный взгляд и отпустил нос, а затем сел передо мной на корточки.
— Повернись к стене и подними ноги.
Я подчинилась как-то на автомате. Не думая и не испытывая эмоций. И меня это сново напугало. Раньше я не была такой. Я была смелой, решительной. Цеплялась за любые возможности лишь бы выбраться из-под опеки папы и стать самостоятельной личностью, а теперь я боюсь собственной тени. Боюсь настолько, что хочу ослепнуть, оглохнуть, а лучше вообще не существовать. Забыться в темноте, ничего не чувствовать, не знать, не ощущать. И сгинуть в этом подвале уже не такая уж и плохая перспектива.
Пока Грешник что-то делал с моими ступнями, я крепко жмурилась до тех пор, пока не услышала звонкие стуки по кафелю. Переведя взгляд, с ужасом увидела довольно большой осколок стекла от бутылки. К нему присоединялись ещё и ещё, пока не собралось пять штук. Так вот почему было больно стоять! Я собрала в лесу всё, что можно было собрать. Удивляюсь, как вообще могла сейчас не выть, а держать вопли в себе.
— Как давно тебе делали операцию?
Я вздрогнула от этого слова и того, что пережила за тот период, но Грешник иф воспоминания не были так страшны, как вычеркнутые из
— Мне было семь лет, — ответила я, смотря только на макушку мужчины.
У него была довольно необычная внешность. Натуральный блонд и тёмные брови, которые вечно нахмурены. Мне даже начало казаться, что эта морщинка на переносице не исчезает, даже если он спит.
— Зачем вы это делаете? — набралась я храбрости задать хотя бы это и по инерции начала ждать в ответ грубость, но вместо неё последовал усталый вздох и встречный вопрос:
— А как ты думаешь?
Да. Чемодан. Будь он трижды проклят. Но кое-что не вязалось.
— Не думаю, что только из-за чемодана. Вы могли оставить меня такой. Или просто вызвать врача. Но возитесь сами. Я бы могла предположить, что вы не хотите, чтобы кто-либо ещё узнал обо мне, но недавно вы… вы убили несколько человек, а значит, вам нечего бояться. Сомневаюсь, что у такого, как вы, нет знакомого врача, который держал бы язык за зубами.
К концу моего монолога он вытащил из ступни последний кусочек стекла и кинул его в общую кучу, а затем поднялся на ноги. Рукава чёрной водолазки были закатаны до локтя, и я могла разглядеть на правой руке тату, но не детально. Что-то круглое и узорчатое, и оно уходило под ткань, скрывая себя почти на половину. А еще, помимо тату, я увидела несколько линий шрамов на обеих руках. В интернете все поголовно говорили, что это признак отклонения в психике, если человек режет себя сам, но Грешник не был похож на психа. На чудовище? Маньяка? Убийцу? Да. Но не на психа.
Я слишком засмотрелась на узор, поэтому, когда подняла взгляд на него, вдруг утонула в темноте его глаза. Темноте, холоде и чём-то ещё, словно он пытался прочесть меня или найти что-то, но не находил и от этого злился ещё больше.
— Ты слишком много говоришь, Рина, — прозвучал его стальной голос. — Мойся, и побыстрее.
Я ожидала, что он уйдёт на этих словах, но вместо этого остался и скрестил руки. Он высокий. Даже высота кабинки не помогала мне сравняться с ним в росте, и мне приходилось запрокидывать голову. Широкие скулы, впалые щеки и глаза слегка оквадраченой формы, которые обрамлены довольно длинными ресницами. Волевой подбородок говорил о его упрямом характере, что я уже и так прекрасно поняла, поэтому, опережая его уже предсказуемый вопрос, я отступила в сторону. Хромая на обе ноги, встала под воду и подставила ей лицо. Душ. Пусть не такой горячий, как люблю я, но всё же душ. Как я о нём мечтала…
Нет, Кубрынин заботился о моей чистоте. У меня был отдельный санузел в камере, но в последние дни я надеялась, что вызову у него отвращение, если перестану мыться. Я была в отчаянии и цеплялась даже за такие скудные варианты, хотя могла бы просто покончить с собой, но… Но я слишком хотела жить. Выбраться во что бы то ни стало и отомстить.
Вытаскивая из волос ветки, листья и какую-то грязь, я перевела взгляд на Грешника. Он вроде смотрел и на меня, но в то же время сквозь меня, потому что не думаю, что его так уж сильно привлекли мои пальцы.