Я захватываю замок
Шрифт:
— Сегодня не зеленая! — Он с улыбкой сжал мои пальцы.
— Саймон, знаете, — запинаясь, начала я, — мне бы очень хотелось посмотреть Америку. Только при более благоприятных обстоятельствах.
Коттон медленно поцеловал мне ладонь.
— Я расскажу о них, когда вернусь. — И быстро зашагал вниз по склону.
Вскоре на аллею выехал
Я поступила правильно. Он не хотел на мне жениться. Просто поддался секундному порыву, как тогда с поцелуем в день летнего солнцестояния. Опять смесь глубокой симпатии ко мне и тоски по Роуз.
Такова участь отражения в игре «зеркало», в которую все мы играли… Роуз с Саймоном, Саймон со мной, я со Стивеном, а Стивен, вероятно, с противной Ледой Фокс-Коттон. Скверная игра. В ней ранишь своего напарника по-настоящему. Наверное, и Леда страдает. Правда, до ее мучений мне нет дела.
Господи, ну почему Саймон до сих пор любит Роуз? Ведь с ней у него так мало общего, а со мной — так много! Душа рвется в Скоутни. С радостью помчалась бы вслед за машиной с криком: «Согласна, согласна!» Всего несколько часов назад я горевала, что ничего для него не значу, — и вдруг вот она, мечта! Сама плывет в руки.
Конечно, со мной он был бы… доволен жизнью. Только этого недостаточно. Не скромным «довольством» хотела я его одарить.
День угасает. Мне почти не видно букв, пальцы окоченели. В прекрасной тетради, переплетенной в голубую кожу, осталась одна страничка; да мне больше и не понадобится. Я не собираюсь вести дневник дальше. Выросла. Неинтересно рассказывать о себе. Лишь из чувства долга сегодня дописала историю Роуз. И свою неожиданно завершила…
Господи, какой бред! Что я жалобно оплакиваю? Саймон жив-здоров, нам оставляют машину,
Бесполезно делать вид, будто я не плачу, потому что я… плачу.
Ну вот, вытерла глаза. Уже лучше.
Вероятно, размеренная семейная жизнь — и правда, тоска зеленая.
Опять лжешь! Это рай, седьмое небо!
Осталась половина странички. Может, исписать ее «Люблю, люблю, люблю»? Как отец гуляющими зайчиками. Пожалуй, не стоит. Даже разбитое сердце — не повод впустую тратить хорошую бумагу.
В кухне горит свет. Сегодня вечером я понежусь в ванне у очага, поставлю пластинку… Впрочем, музыка уже играет. Топаз включила граммофон на полную громкость (возвращает отца с небес на землю — иначе его к чаю не дозовешься). Издалека слушать приятно. Стравинский. «Колыбельная» из «Жар-птицы». Музыка будто спрашивает: «Куда идти? И чем заняться?»
Иди-ка, милочка, пить чай — год назад ты такого не пила. Жизнь теперь намного лучше.
Над полями клубится туман. Почему летом туман кажется романтичным, а осенью наводит тоску? И в день летнего солнцестояния поднимался туман, и когда мы ехали навстречу солнцу…
Саймон обещал вернуться.
Вот и закончилась страница. Место осталось лишь на полях.
Я люблю тебя. Люблю. Люблю.