Я здесь...
Шрифт:
«Пожрать» мама приготовила на два дня вперед и только для меня одной, но для Светки мне ничего не жалко. Провела гостью на кухню, разогрела суп, и она, пожирая его и чавкая, вдруг выдала:
— Сегодня туса у Дарка. Айда со мной!
— У кого?! Нет! Я никуда не пойду! — Я честно пыталась откреститься от этой затеи. Несколько раз мне доводилось бывать на незнакомых тусовках, но все заканчивалось тем, что я мирно засыпала где-нибудь в уголке, либо устраивала грандиозный скандал, сцепившись с очередным навязчивым и не понимающим отказов кавалером.
—
Ну, это вполне в духе Светки. Мимолетными влюбленностями она постоянно трахает мой неприспособленный к подобному мозг.
— Так у тебя же парень есть!
— Есть. Но этот — такой, что с ума сойти можно. Может, я даже на новые отношения решусь? Ликусь, ну пойдем, ну пожа-а-алуйста…
Какие могут быть «новые отношения», если у тебя действующие по накалу страстей похожи на бразильский сериал? Ее парень Кидис — в миру Юрка Петров — похож на рок-звезду, одной улыбкой девушек у своих ног в штабеля укладывает, так ведь Светке этого мало — ее душа, как она выразилась, «требует свободы и находится в вечном поиске». Не буду это комментировать, потому как высказывание сие находится за пределами здравого смысла…
А Светка все продолжала ныть:
— Ну Лик! Ты должна увидеть это чудо…
Господи, моя жизнь и так полна чудес и неожиданностей!
Но Светка — манипулятор и тонкий знаток моей натуры — в какой-то момент меня все же выбесила, и я согласилась сходить с ней к этому чертову Нарку, Дарку, или как его там еще.
Весь остаток дня, в надежде сразить нового… «зазноба» наповал, Светка наносила на лицо макияж роковой расцветки, так что перед выходом из дома стала похожа на Дэвида Боуи времен Aladdin Sane, но я об этом злорадно умолчала. Стараться так ради парня — это все выше моего понимания.
И надо же было такому случиться — теперь Светка здесь, а «зазноба» нет. Она расстроена и громче всех выдает за стенкой фальшивое визгливое пение в припеве песни, слов которой не знает.
А я, не обращая внимания на звуки пьяной тусовки, долетающие из недр квартиры, в одиночестве любуюсь истекающей медом природой. Сейчас, пока никто не видит, я даю душе волю, и она звенит от предчувствий чего-то несбыточного, но близкого и волшебного.
Надо мной густое темно-синее небо, шуршащие кроны деревьев и ночь.
Поднимаю руку, растопыриваю пальцы, и на фоне неба она кажется черной, словно рука африканской богини. Но в ней, бурля и шипя, течет кровь сотен бледных рыжих предков — мнительных кисейных прабабок и суровых бабушек, мечтательных прадедов и бравых доблестных дедов, бедной моей мамы и отца-придурка.
Кровь… Это она толкала предков друг к другу, смешивалась и вливалась в новые вены, чтобы жить вечно…
С грохотом открывается балконная дверь, я внутренне съеживаюсь: за время пребывания здесь мне пришлось отшить уже троих не совсем трезвых кавалеров. На их счастье, я сдержала
Но, к великому облегчению, на сей раз на балконе появляется Светка, с горя почти совсем не стоящая на ногах.
— Лик, угости сигареткой. — Светка плюхается рядом со мной на свернутый в рулон пыльный половик. — Ты почему тут? Внутри офигенно весело!.. А моего лапочки нет сегодня, но это даже хорошо! Я про него такое узнала!.. Ты упадешь!
— Свет, а давай потом?! — поспешно перебиваю я. Чует сердце, что рассказ этот затянется минимум на час.
— Ладно. — Светка обижается, но мне плевать. — Пойдем внутрь, там пришли прикольные ребята, принесли виски. Много виски!
Все равно ведь не отвяжется. Встаю и плетусь за ней в шумную духоту квартиры.
Глава 3
Под знойными лучами полуденного солнца раскинулись широкие кроны деревьев, в их зелени лениво чирикают птицы, на фоне пасторального пейзажа тихо льются баварские напевы, а где-то совсем рядом громко и раскатисто хрюкает боров. Звуки нарастают и становятся чересчур навязчивыми, картина подергивается тревожной дымкой и исчезает.
Боров резко превращается в спящую в отрубоне Светку, едва я разлепляю глаза. В них будто насыпали песка.
В моем иссохшем рту тоже Сахара.
Квартира погружена во мрак, храп и зловонные пары перегара, откуда-то доносится бренчание гитары и чье-то тихое подвывание.
Сажусь и обнаруживаю себя на полу, среди спящих вповалку тел. Внутри отяжелевшего черепа с тяжелым грохотом катается пудовая гиря.
Боже…
Очень хочется пить. А барда этого шизанутого — прибить с особой жестокостью.
Встаю на четвереньки, а потом, путаясь в собственных гадах, — и на ноги. Выставив вперед руки, иду искать среди темных закоулков кухню, и да поможет Бог тому, кто посмел меня разбудить.
После очередного изгиба адского коридора ко мне внезапно возвращаются зрение и слух: из прямоугольника кухонного проема бьет яркий свет и раздается обрывок песни: «…Загорятся крылья на ветру, повторятся сказки наяву. Живые ливни брызнут нам в глаза, земные боги выйдут нам навстречу…»*
Я разражаюсь хриплой бранью:
— Менестрель недоделанный, ты на часы смотрел?!
Хватаю дрожащей рукой грязный стакан, с шипением наполняю его водой из-под крана и насмерть присасываюсь к живительной влаге.
— Счастливые часов не наблюдают! Слышала о таком, неудачница? — огрызается в ответ какой-то мелкий засранец.
Ох, вот это он зря. Я — кто угодно, но только не неудачница! От этой жизни я возьму все, выбью любую дверь, если будет нужно. И любому глотку перегрызу!
— Радуйся, что сейчас ночь и все спят, а то я б тебе за такие слова шею свернула! — гавкаю я, грохая стаканом о буфет.
— Дура! — невозмутимо отзывается он.
— Дебил!
— Ты сейчас договоришься!
— И что ты мне сделаешь, недомерок?!!