Я же бать, или Как найти мать
Шрифт:
— Что?!
— Точно заговор нужен, проблемы на лицо. Но сначала начнем с другого, — берет меня за руку и как маленького ребенка подталкивает на диван.
Накрывает мои уши своими ладонями и начинает их массировать, проговаривая:
Ушки-подружки
Все слышать хотят.
Ушки-подружки
Просят ребят:
Мойте нас чаще,
С водою сдружись.
Ушки-подружки
Мыть не ленись! [В тексте использовано стихотворение Н.Самоний.]
— Это что?
— Стихотворение. Не мое, конечно, я бы на такое не сподобилась, у меня все плохо с рифмой.
— Не пойму,
— Просто по жизни такая? Не то, и не то. Ну я не могла вас не поддеть, — обходя диван и садясь около меня, спокойно произносит Бдушкина. — Вы же мечтаете увидеть меня без одежды, по глазам вижу. Уже в своем воображении представляете, что у меня под платьем. Вот я и спросила «платье снять». А вы ответили «что» и снова переспросили «что». Значит у вас что-то с ушами.
— Да, да, я их плохо мою, отсюда такой стишок. Дальше ты произнесешь заговор, что-то типа «У Пашки не болит, не свербит, не чешется в ушах. Заклинаю пробить серную пробку и грязь, да будет так».
— Аминь.
— Боги, я слышу, — поднимаю руки вверх. — Спасибо тебе, Татьяна Бздушкина.
— Всегда, пожалуйста. Только не надо коверкать фамилию.
— Тань, — поворачиваюсь к ней и впервые беру ее за руку, сильнее, чем стоило бы это делать с девушкой. — На кого ты работаешь? Ну кто тебя подослал?
— Ни на кого. Меня сюда привез Вадим, я так полагаю, по вашему поручению. Я вам не враг, Павел. Даю обе руки на отсечение. Отпустите, пожалуйста, мою руку.
Ослабляю хватку и отпускаю Танину ладонь, при этом смотря в ее глаза. Странное дело, за метелками и тонной угля я никогда не замечал какого они цвета: серо-зеленые. Красивые… как и сама в целом. Точно ведьма, иначе никак не объяснить какого лешего я так на нее пялюсь. Мало ли красивых женщин было в моей жизни?
— Тань, будем считать, что ты моя знакомая, хотя ты такой уже и являешься. Ты ведь не нянька, которых запрещала мне брать в дом. Будешь иногда готовить, смотреть за Машей. Не всегда, конечно, ведь по твоим уверениям я должен быть по большей части с Машей. А я тебе предоставлю все эти условия, — обвожу рукой дом. — Будешь нормально жить. Не воровать и не шарлатанить. За тобой, конечно, будет стопроцентная слежка в моем доме, ибо я тебя еще не раскусил, но в целом все будет сносно.
— Вы не поверите, но я никогда не воровала и не шарлатанила, — вполне серьезно произносит она. — Вы-не в счет, я хоть завтра могу вернуть ваши деньги, и вы это знаете. Что, Павел, вы уже начали в меня влюбляться?
— Фу на тебя. Я слов-то таких не знаю.
— Врете, — Таня встает с дивана и подходит к Маше. — И дочку вы свою полюбите, где-то уже глубоко в душе вы начинаете проявлять к ней чувства не как к семикилограммовой массе. Мне пора идти.
— Ты не ответила на мое предложение.
— Нет, мне нельзя. Пока, нельзя.
— А что так?
— Грубо говоря, пока я представляю опасность этой маленькой вкусной булочке. Если я почувствую, что можно, я дам вам знать.
— Ты точно упоротая. Чего тебе от меня надо, Тань?!
— Ничего. Смею напомнить, что это вы меня привезли сюда. Так что вам от меня надо?
— Если бы я знал.
— Павел, у вас
— Стоять. Я с тобой еще не попрощался.
Открываю дверь, а там весь промокший Решетников.
— Там такой ливень, от машины до дома хватило, чтобы промокнуть. Павел Александрович, вы меня не впустите?
— Толик, ты что здесь делаешь?!
— Так я это… пришел вам скрасить вечер, ну и ночь.
— Павел, как-то я не увидела в вас задатки… ну того самого меньшинства, — раздается позади голос Тани.
— Бдушкина, молчать. И вообще, это не то, что ты думаешь.
— Ой, девушка, простите, это действительно не то, чем могло показаться. Я неправильно выразился, я как бы сказать…
— Помогаете Павлу с дочкой, судя по пакетам в ваших руках.
— Точно!
— Да проходи ты уже, — тяну Решетникова в дом.
— Я вот специально заехал в детский мир. Купил развивающие игрушки, соответствующие возрасту, там такая славная пирамидка. Яркая, в моем детстве такого не было. Да и много чего полезного приобрел, — снимая обувь и мокрый пиджак, почти заикаясь, произносит Толик, то ли от того, что примерз под дождем, то ли от неземной красоты Бдушкиной. — А самое главное приобрел полезную вещь: графический путеводитель по детским какашкам. Вот это вещь я вам скажу. Картинки, конечно, перед едой смотреть не стоит, но мамам здорово помогает. Ну и папам, стало быть. Простите, а вы кто, милая барышня?
Идиот… А я-то думал после какахиного путеводителя он меня ничем не удивит. Ан нет, лезет целовать руки Бдушкиной. Святые ежики, откуда он взялся такой. Эта тоже хороша, еще и болтает с ним о чем-то. Надо же, Толик оказывается точно натурал, это ж надо так открыто пялиться на ее изгибы. Ну, придурок… Не вслушиваюсь в их разговор, подхожу к кроватке и беру Машу на руки. Бдушкина тут же реагирует на это, чем только лишний раз подтверждает свой интерес к ребенку.
— Павел, мне все-таки пора. Меня отвезут обратно? — или все же не интерес к ребенку. Черт знает что!
— Отвезут. Дай мне свой номер.
— У меня нет мобильника.
— Шутишь?
— Нет. Прежний разбился. Не успела купить.
— И все-таки ты самая что ни на есть Бздушкина. Кыш отсюда.
— И вам до свидания. Пока, булочка, — легонько гладит ее по щеке, улыбаясь вполне себе искренней улыбкой.
— Стой! — Таня оборачивается на мой голос. — Скажи хоть раз правду, какого лешего ты носила этот маскарад?
— Это рабочая одежда. Люди так лучше воспринимают экстрасенсов.
— И все-таки тебе очень подходит твоя фамилия в моем варианте.
— Павел, к своему стыду, вы мне тоже нравитесь.
— Чего?
— До свидания.
* * *
Нравится, не нравится, спи моя красавица. Накрываю засыпающую Машу детским покрывалом и сажусь обратно к Решетникову. Все происходящее похоже на какой-то абсурд. И даже не появлением Маши, а скорее тем, что все мои мысли стала занимать Таня.
— Павел Александрович, вам совсем не интересно? Вы извините, надо предупреждать, конечно, о приходе. Но я думал так вам будет веселее, да и чего греха таить, менее страшно что ли.