Я жулика люблю
Шрифт:
— Э-э… а собирать нечего, — смутилась невестушка. — Я имею в виду, что твоих вещей почти не осталось, я все порвала или выбросила…
— Ну и черт с ними, — Фантом махнул рукой, — первый раз в истории человечества женский гнев принес пользу. Быстренько свали свои шмотки в чемодан и одевайся, на улице холодно.
Риточка полезла в шкаф, а Андрей достал из кармана маленькую черную коробочку и направился в сторону туалета.
Угадав смысл его маневра, Пашка открыл стоявший рядом с камерой чемоданчик, любезно предоставленный нам Макаром Захаровичем.
Но, к нашему негодованию, ничего не получилось.
— Вот гадство, у него в «сотке» какая-то хитрая блокировка! — Пашка даже вспотел от усилий, но ничего, кроме писка и треска, мы так и не услышали. Два-три прорвавшихся сквозь защиту слова не могли нам помочь, общий смысл остался за семью печатями.
Юля вскочила со стула:
— Надо ехать за ними!
Собирались все одновременно — пока Ритуля упаковывала свои вещички, мы натягивали куртки и собирали шпионскую аппаратуру. Камеру на всякий случай оставили включенной, мало ли, вдруг кто-то из них еще вернется в эту квартиру.
Фантом вернулся из туалета, взял у невесты чемодан и открыл дверь.
Пашка крутанул «головку» старого английского замка и повернул ручку.
И тут нас ждал страшный удар.
Дверь не открылась!
Операция по поимке Фантома силами нашей команды оказалась под угрозой позорного провала: дверь была крепко-накрепко заблокирована снаружи.
Голубая «Волга» виртуозно повторяла все маневры темно-зеленого «Фольксвагена», на хорошей скорости идущего по направлению к центру. Сокол с ажиотажем крутил баранку и бодренько распевал:
— Фантома мы сейчас возьмем, от нас не скроешься, Фантом; а эта Мотылева пусть будет так здорова!
Кирпича безбожно подбрасывало на сиденье, но он терпел ради дела. Гораздо больше его раздражало поведение напарника. Стажер, по его мнению, проявлял недозволительное легкомыслие.
— Слушай, ты, кончай свои соколиные попевки, — не выдержал наконец Кирпич. — И не дели шкуру неубитого медведя, Фантома мы еще не взяли!
— Фантома мы сейчас возьмем! — проорал Сокол и заложил лихой вираж, забыв посмотреть в зеркальце заднего вида.
Раздался жуткий скрежет, взвизгнули тормоза, «Волгу» вклинило между двумя автомобилями, и окрыленный надеждами Сокол плотно впечатался носом в рулевое колесо.
Вечерняя улица заголосила на разные голоса. Женские вопли слились с ревом автомобильных гудков. А у водительского окошечка голубой «Волги», как чертик из коробочки, материализовался бравый сержант в кителе гаишника и козырнул ошеломленному стажеру:
— Документики!
Кирпич выдавился из щели между сиденьями, куда он провалился от столкновения, и, потирая мягкие места, сказал с глубочайшей убежденностью:
— Идиот!
Гаишник резко посуровел и бесцеремонно повлек Сокола и его напарника в стеклянную будочку у обочины. Откуда он мог знать, что
Пашка подергал дверь, повернулся к нам и растерянно сказал:
— Не открывается…
Юля отпихнула его и принялась крутить головку замка:
— Неужели сломалась?
Карина, встав на цыпочки, посмотрела в «глазок» и вдруг завопила во все горло:
— Ничего не вижу, кто-то снаружи дырку залепил!
Юля выругалась, а меня, как всегда, осенило:
— Наверняка это Сокол с Кирпичом! Все, братцы. Похоже, по решению компетентных органов нас подло отстранили от дальнейших оперативных действий. Это они дверь заблокировали, уверена на двести процентов!
Негодованию моих боевых соратников не было предела. Даже кроткая Карина вышла из себя и возжаждала крови наших конкурентов из ментуры. Про Пашку с Юлей я вообще молчу.
Гурьбой мы вернулись в комнату и уныло расселись вокруг стола. Несколько минут никто из нас не произносил ни слова, выпуская вместо этого изо рта струйки сигаретного дыма. А потом Юля посмотрела в окно и, ни к кому в особенности не обращаясь, тихо и задумчиво сказала:
— Если я не ошибаюсь, это всего лишь третий этаж?
На сей раз гнев Дяди Вани не шел ни в какое сравнение с «тихим лепетом», которым он приветствовал подчиненных, когда они упустили Фантома у ресторана «Прага». Он самым серьезным образом принялся писать приказ об увольнении обоих, и только вмешательство генерала Быховского отвело от незадачливых оперов эту страшную угрозу. Дядя Ваня скомкал бумагу, швырнул ее в корзину и рявкнул:
— Стажер Соколовский, ВЫ от дальнейшей работы отстраняетесь! А ты, Кирпич, пока — пока! — обойдешься «строгачом». Вон отсюда!
Красный, как свекла, Кирпич и растерянный, непохожий на самого себя Сокол тихо вышли из кабинета.
Макар Захарович, сохраняя неизменное спокойствие, покрутил в пальцах сигарку и спросил:
— Ванюша, не пора ли отпереть дверь у наших дилетантов? А то как бы они на нас не обиделись. Вон, Мотылева даже не выругала меня по моей машинке!
Дядя Ваня вытер своим знаменитым платком пылающие щеки:
— Товарищ генерал, приношу вам свои искренние извинения и… и покаяния. Вы были правы, не стоило ребят «выключать». Ей-богу, ваша Мотылева и ее приятели соображают и действуют не в пример лучше моих охламонов. Виноват.
Быховский усмехнулся:
— Ничего, Ванюша. Пошли своих «невезучих», пусть выпустят ребят-то. И не вешай носа, еще не вечер.
— То-то и оно, уже ночь на дворе. Уйдет, мерзавец, ох, уйдет! Видно, пора мне, товарищ генерал, на пенсию. Поеду к теще на дачу и буду помидоры разводить.
— Ага, бросишь все и уедешь в Урюпинск, — в тон подхватил Макар Захарович. — Уймись, Иван Иваныч.
Дядя Ваня только рукой махнул и зычно крикнул:
— Сокол! Кирпич! Можете войти. Засранцы, — пробормотал он и вновь утерся платком.