Ячейка 21

Рослунд Андерс

Потом он радовался, что пошел. Он ей нужен. Ей необходимо говорить об одном и том же снова и снова, пока постепенно она не начнет осознавать, что произошло.

Сам он не мог предаваться скорби.

Но понимал, что встретиться с тем, кто действительно скорбит, необходимо.

Ларс Огестам отматывал пленку назад снова и снова. Он стоял посреди просторного помещения и слушал. Он сидел, прислонившись к той же стене, что и заложники. Он даже лег на то место, где упал мертвый Бенгт Нордвалль. Контуры тела были ему велики – он значительно меньше ростом, чем покойный. Он лежал так, прикрывая пах руками и уставившись в потолок – в той же позе, в которой нашли Нордвалля.

Он прослушал всю пленку с переговорами между Эвертом Гренсом и Бенгтом Нордваллем и теперь был абсолютно уверен в одном. В том, что Нордвалль, который закончил свою жизнь на том самом месте, где он сейчас лежал, точно знал, кто такая Лидия Граяускас. Они наверняка встречались и раньше, и Гренс это понял. Гренс в настоящий момент знал об этом и по какой-то причине готов был пожертвовать всей своей карьерой, чтобы скрыть эту истину.

После двух часов, проведенных в морге, Огестам решил, что пора уходить. Он проголодался. Завтрак в кафе, где полно жующих, болтающих, живых людей, – вот что ему нужно сейчас, чтобы отогнать нахлынувший страх смерти.

– А я здесь, между прочим, все огородил.

Огестам не слышал, как он вошел. Нильс Крантц, эксперт-криминалист. Они встречались, но знакомы не были.

– Прошу прощения. Мне пришлось. Я ищу ответ.

– И поэтому разгуливаете по месту преступления?

– Я из прокуратуры. Веду это расследование.

– Знаю, и честно говоря, мне плевать, кто вы такой. Ходите тут, топчете… Вон мелом наследили. А отвечать-то мне.

Огестам глубоко вздохнул. Крантц, должно быть, услышал. Ему не надо было объяснять очевидное. Огестам повернулся, поднял с пола диктофон, прихватил записи, которые сделал за эти два часа, сунул все в портфель и отправился восвояси, мечтая о завтраке в кафе.

– Похоже, вы торопитесь.

– Мне показалось, вы сами хотите, чтоб я ушел.

Нильс Крантц пожал плечами, медленно прошелся по комнате, осматривая дверной проем той кладовки, где сидели заложники. Там до сих пор остались кусочки взрывчатки. Повернувшись спиной к Огестаму, Крантц громко сказал:

– Кстати, мы получили результаты проб. Только что. Я подумал, что вам это интересно.

– Какие пробы?

– По другому расследованию. По Лангу. Мы осмотрели его тело на предмет крови и ДНК погибшего.

– И?

– Ничего.

– Ничего?

– На всем теле ни единого следа ДНК Ольдеуса.

Ларс Огестам уже собирался уходить, но остановился, когда Крантц заговорил. Теперь он так и стоял, растерянный, не в силах сделать ни шага.

– Вот как.

Так он стоял, глядя, как Крантц в перчатках продолжает возиться у дверного проема. Огестам смотрел на него потухшим взором, а потом снова взял портфель, сделал несколько шагов в ту сторону, где раньше была дверь. Он уже готов был выйти через эту дыру в коридор, как Крантц снова подал голос:

– Но знаете…

– Да?

– Одежда. Мы проверили и одежду Ланга. Так вот. Ботинки. На них мы обнаружили и кровь, и ДНК Ольдеуса.

Эверт Гренс оставил Лену в ресторане. Она сказала, что хочет посидеть еще, заказала третью бутылку минеральной воды и крепко обняла его на прощание. Он уже направлялся к своей конторе, но внезапно развернулся и поехал в предвариловку.

Он не мог этого так оставить.

Того, что их единственный заслуживающий доверия свидетель, врач, уверенно опознала убийцу по фотографии, недостаточно. После этого убийца перед самым опознанием вживую успел ее запугать, и она, их единственная свидетельница, побоялась указать на него повторно, так что по закону его придется отпустить, чтобы он снова калечил и убивал людей.

Только не в этот раз. В этот раз улик будет достаточно.

Гренс поднялся на лифте на второй

этаж следственного изолятора. Он сказал охраннику, что хочет побеседовать с Йохумом Лангом и просит забрать его и препроводить в комнату для допросов.

Они вместе прошли по коридору – охранник на два шага впереди – мимо безмолвных одиночных камер. Вот и номер восемь, на замке, как и остальные. Гренс кивнул охраннику, и тот открыл четырехугольный глазок.

Он лежал на нарах, на спине, с закрытыми глазами. А что еще ему было делать двадцать три часа в сутки на нескольких квадратных метрах, без телевизора, газет и радио?

Эверт Гренс крикнул в глазок:

– Ланг! Вставай!

Тот услышал. Но не пошевелился.

– Давай быстро. Поговорим с глазу на глаз. На пару слов.

Но Ланг не поднялся, только обернулся на крик Гренса, но потом лег на бок, спиной к двери.

Гренс раздраженно захлопнул глазок.

Он кивнул охраннику, чтобы тот открыл дверь. Вошел, встал у порога и попросил оставить их одних.

Охранник колебался. Йохум Ланг был опасным рецидивистом. Поэтому он остался в камере. Эверт Гренс терпеливо пояснил, что берет на себя всю ответственность и, если что-то пойдет не так, это будет целиком и полностью его вина.

Охранник пожал плечами в погонах. Потом вышел и прикрыл за собой дверь.

Гренс шагнул в камеру и остановился в двух шагах от нар.

– Я знаю, что ты меня слышишь.

– Отвали, Гренс.

Последний шаг. Теперь он мог до него дотронуться, но вместо этого схватился рукой за край нар и стал их трясти так, что Ланг вскочил.

Они стояли совсем рядом.

Почти одного роста, они сверлили друг друга взглядом.

– На допрос, Ланг. Пошли.

– Да пошел ты…

– У нас есть кровь. Есть ДНК. У нас есть свидетель. Теперь ты сядешь. За мокруху.

Всего десяток сантиметров. Между лицами.

– Слушай, Гренс, твою мать. Я понятия не имею, что за пургу ты гонишь, но ты-то раскинь мозгами. Меня взяли потому, что ваши убрали от больницы все машины. Только поэтому.

Эверт Гренс улыбнулся, обнажив желтые клыки:

– Напрасно отпираешься. Я на все пойду, чтобы ты полировал нары, пока не сдохнешь.

Трудно сказать, в ком из них было больше ненависти.

Каждый впивался в другого взглядом, словно хотел проникнуть ему в душу.

Ланг понизил голос. Когда он заговорил, Гренс почувствовал его дыхание:

– Я больше на допрос не пойду. Так-то вот, Гренс, мать твою. Если ты или кто другой сюда явится, чтоб потянуть меня на допрос, клянусь – я так его отделаю, как я это умею. Я тебя предупредил. А теперь катись отсюда. И дверь закрой за собой.

Свен Сундквист позвонил домой и попытался объяснить, почему он сорвался из дома среди ночи, почему оставил на подушке записку, а не разбудил ее перед уходом. Анита переживала, ей не нравилось, что он нарушил давнее обещание: когда-то они поклялись никогда не исчезать вот так, не объяснив куда. Разговор закончился ссорой. Свен поступил, как считал нужным, хотел сделать как лучше, а получилось только хуже. Он решил немедленно вернуться домой и, так и не совладав с раздражением, гнал машину, правда, недолго – до пробки у Шлюзов. Он уже миновал нелепые огромные суда у терминала Викинга-Линье, [22] когда ему позвонил Ларс Огестам и, понизив голос, попросил приехать к нему в прокуратуру, чтобы переговорить с глазу на глаз, лучше после работы, когда в конторе будет мало народу.

22

Скандинавское пароходство, занимающееся пассажирскими паромными перевозками.