Яд Борджиа [Злой гений коварства]

Линдау Мартин

– Я стараюсь не забыть, что вы – лишь посланник, синьор Фабрицио. Пожалуйста, говорите скорее все, что вам поручено сказать мне! – с трудом скрывая гнев, заметил папа.

– Остальное менее важно, – возразил Фабрицио, – я только обращаюсь к вашему правосудию относительно двух пунктов. Первый касается женщины, к сожалению, носящей имя Колонна. Это – Фиамма Колонна, бывшая монахиня. А второй касается наших имений, насильно отобранных у нас.

– Господи, неужели ты, чудовище, еще не насытился кровью, которую твоя партия пьет из каждой поры

этой несчастной страны? – воскликнул папа. – Ты жаждешь еще крови, льющейся в жилах несчастного создания? Прочь с глаз наших!., уезжай как можно скорей из Рима!., ты больше – не посланник, а низкий предатель.

– Нет, ваше святейшество! Даже мы, Орсини, униженно просим вас вернуть наследникам Колонна отобранное у них имущество! – проговорил герцог Гравина, и положил по обыкновению, свою руку на эфес меча. – Мы желаем, чтобы вы наложили повязку на раны нашей страны, а Рим истекает кровью от раны, нанесенной Колонна.

Александр был поражен этим доказательством союза между двумя давно враждующими домами и воскликнул:

– Это – нечто новое: Колонна и Орсини дружески протягивают руки, союз тигра и волка! Впрочем, я и забыл, что у вас общие интересы. Вам хочется заполучить добычу, хотя бы для этого понадобилось разорвать ее.

– Ваше святейшество, мы просим вернуть Колонна их имущество имея в виду только их интерес, – вмешался в разговор герцог Урбино. – Что касается нас, то мы желаем только мира с вами, который мы уже заключили с герцогом Романьи. В залог наших добрых отношений мы почтительнейше просим вас немедленно назначить свадьбу донны Лукреции с нашим горячо любящим ее Паоло.

– Лукреция сама ответит вам на вашу просьбу, – возразил Александр и жестом руки подозвал к себе дочь. – Вы думаете, что можно насильно тащить к венцу женщину?

– Конечно, нельзя требовать, чтобы вы высказались беспристрастно на этот счет! – как бы подчеркивая затаенный смысл грязных слухов о папе и Лукреции, – заметил Фабрицио.

Лукреция подошла к отцу с видом разгневанной богини. Она поняла намек Колонны и бросила на него взгляд, полный глубокого презрения.

– Я здесь, святой отец, и всегда готова беспрекословно исполнить каждое твое желание, за исключением того, против которого восстает мое сердце, – проговорила она нежным, но решительным тоном. – Позволь мне, святой отец, удалиться в какой-нибудь монастырь. Тогда я, по крайней мере, не буду причинять тебе ни столько забот, ни столько огорчений.

– Если вы пожелаете исполнить эту просьбу, что конечно только шутка со стороны донны Лукреции, то дадите нам повод заключить, что вы умышленно подавали нам ложные надежды с целью склонить нас на свою сторону. Без этого брака, на который я имею полное право, согласно данному вами слову, никто из нас – ни Орсини, ни Вителлоццо, ни Урбино – не признаем вашей власти! – воскликнул Паоло Орсини, злобно сверкая глазами.

– Совершенно верно, – подтвердил Вителлоццо. – Вы слишком часто обманывали нас, а потому мы уже давно перестали верить вам.

– Мы

не доверяем вам на основании фактов, которые видим перед своими глазами, – снова заговорил Паоло. – В вашем присутствии и по вашему приказанию монах читал проповедь против нас. Сама донна Лукреция не станет отрицать, что уже несколько раз назначала тайные свидания посланному из Феррары.

– Что вы скажете в свое оправдание, прекрасная сестрица? – шутливо спросил Цезарь, как бы не придавая никакого значения словам Паоло.

– Молчи, дерзкий мальчишка! Послушаем, что скажет, наша племянница, – остановил его папа и устремил пронизывающий, недоверчивый взгляд на Лукрецию.

Красавица изменилась в лице, и вся задрожала. Боязнь за жизнь иоаннита, который, несомненно, погиб бы, если бы папа узнал об истинной цели его приезда, а еще более о чувствах своей дочери к нему, заставляла молодую женщину признать обвинение правильным, ведь никакого другого выхода у нее не было.

– Действительно, из Феррары приезжал в Рим какой-то посланный с поручением ко мне, но я так мало придала значения его словам, что даже не нашла нужным беспокоить его святейшество по этому поводу. Синьору Орсини тоже не было никакого основания тревожиться! – смущенно ответила Лукреция.

– Что же это за посланный? Где он? – спросил папа.

Цезарь посмотрел на Орсини так, точно хотел ему сказать: «Видишь, как он умеет притворяться!»

– Я обещала не выдавать этого феррарца, – ответила Лукреция, – но так как о нем спросили меня вы, святой отец, то я расскажу вашему святейшеству, как было дело. Что касается синьора Орсини, то могу сказать для его успокоения, что поручение, данное феррарцу, не достигло и никогда не достигнет цели, как не может ложь оказаться правдой.

– Вам приходится удовольствоваться этим, синьор Паоло, – ехидно заметил Цезарь.

– Нет, я не могу удовольствоваться! – горячо воскликнул Паоло. – Моя душа успокоится лишь тогда, когда я буду обладать тем существом, в которое вложены все мои надежды, мое счастье, вся моя жизнь!

– Зачем вы хотите вывести меня из себя? – грустно проговорила Лукреция. – Ах, до чего упал рыцарский дух!.. Вы, славный победитель рыцарского турнира, представитель знатного рода, желаете угрозами заставить женщину любить вас?!

– Так научите меня, обожаемая донна Лукреция, как мне поступить, чтобы заслужить ваше расположение! – сказал Орсини, склоняясь к ногам красавицы.

– Простите, донна, но этот синьор – не победитель рыцарского турнира, – вдруг вмешался Альфонсо, который слышал разговор Лукреции о феррарском посланнике и объяснил себе ответ Лукреции страхом перед отцом, а не боязнью за его безопасность.

– Как же, синьор? Ведь после того, как вы упали, пальма первенства принадлежала одному из двух оставшихся, и сир Лебофор признал, что победителем следует считать не его, а Паоло Орсини! – возразила Лукреция, с таким ужасом глядя на Альфонсо, точно видела перед собой призрак.