Яд для королевы
Шрифт:
Испуганная Шарлотта, не желая больше видеть неприятного незнакомца, откинулась на подушки кареты и торопливо несколько раз перекрестилась. И внезапно почувствовала, что совершенно счастлива оттого, что уезжает в далекую-далекую Испанию. Незнакомец смотрел на нее с нескрываемой враждебностью, откровенно давая понять, что она ему ненавистна. Но она-то ни разу в жизни его не видела...
Часть II
От Мадрида до Версаля
Глава 4
«Mi reina!» [32] ...
На главной площади Мадрида под названием Майор столпилось столько народу, что яблоку негде было упасть, а площадь была огромных размеров, на ней помещалось не меньше пятидесяти тысяч человек. Однако центральная ее часть, оцепленная солдатами с пиками, оставалась свободной. С одной стороны там возвышалось что-то
32
«Моя королева!» (исп.)
Король и королева, сопровождаемые свитой из знати, заняли места на широком балконе Панадерии [33] . Фрейлин-француженок, прибывших раньше королевской четы, рассадили возле окон, откуда они могли наслаждаться впечатляющим зрелищем, не потеряв из виду ни единой подробности предстоящего действа. Само собой разумеется, среди них была и мадемуазель де Фонтенак. Она отдала бы все на свете, лишь бы не присутствовать на этом душераздирающем зрелище... Но кто бы ей такое позволил? Во внимание, возможно, приняли бы чуму, проказу или холеру, но даже высокая температура или лихорадка не служили основанием для отсутствия на подобном «спектакле». Отсутствовать — означало нанести оскорбление лично государю, который пожелал устроить своим подданным такое изысканное развлечение, как аутодафе. Во всяком случае, именно это сообщила им графиня де Грансей накануне вечером. Она стала главной в маленькой колонии француженок после того, как они расстались на границе с вдовой маршала Клерамбо, безутешной от разлуки с принцессой, которую она воспитывала чуть ли не с пеленок. Шарлотту не огорчила эта перемена. В их новом и весьма незавидном положении она, безусловно, была к лучшему. В отличие от добрейшей, но несколько боязливой и нерешительной Клерамбо, мадам де Грансей обладала немалой энергией и хладнокровием, которые Помогали ей противостоять первой статс-даме королевы, герцогине де Терранова, недоброжелательной и злобной. Мадам де Грансей было около тридцати, и она отличалась необыкновенно привлекательной внешностью. Ее, неизвестно по какой причине, считали любовницей Филиппа Орлеанского, тогда как на самом деле она была любовницей красавца Филиппа де Лоррена, главного любимчика герцога. Людовик назначил мадам де Грансей дамой, отвечающей за туалет королевы, и она ревностно следила за нарядами и особенно за драгоценностями, которыми король весьма щедро снабдил свою племянницу, так хладнокровно принесенную в жертву своим политическим расчетам.
33
Панадерия (букв.) — булочная (исп.). Главное и самое красивое сооружение площади Майор в Мадриде. Сама булочная располагалась на первом этаже, а с балкона второго этажа, стоя рядом с пестрыми фресками, украшающими стены, члены королевской семьи обычно наблюдали за событиями, которые происходили внизу.
С того дня, как кортеж королевы покинул Фонтенбло, прошло ни много ни мало шесть месяцев. Переезд от Франции до Байоны был сплошным празднеством: каждый город устраивал в честь королевы и ее свиты торжественный прием, парадный обед или ужин, на которых произносились длинные цветистые речи. Шарлотта, подчинившись неизбежности, уже не печалилась и не тосковала, а наблюдала за происходящим, стараясь узнать и понять незнакомую страну и ее обитателей. Да и о чем ей было печалиться? По справедливым словам ее тети, каждый поворот колеса отдалял ее от материнской ненависти, а сама она находилась в том возрасте, когда каждый день радует хоть каким-нибудь, да открытием. При том условии, разумеется, что природа одарила цветущую молодость еще и умом и проницательностью. Шарлотта не пренебрегала и возможностью жить жизнью сердца, с каждым днем все более привязываясь к юной королеве. А будучи вдобавок любознательной, она наслаждалась — особенно поначалу — всем новым и неожиданным, что видела вокруг себя.
Бургос, город, бывший в старину столицей королевства, очаровал Шарлотту. В нем король ожидал королеву и впервые должен был с ней встретиться. Весело сияло солнце, покрывая позолотой темные камни древнего города, проникая в глубину узких, тесных улочек, запруженных улыбающимися горожанами, которые пришли в восторг от красоты своей новой королевы. А она, следуя местной традиции, сменила карету на иноходца, и ехала по узеньким извилистым улочкам на белоснежном скакуне в пурпурной, расшитой серебром попоне,
Сознавая, что она чарующе хороша, Мария-Луиза улыбалась всем — простым горожанам, нищим, монахам, ремесленникам, торговцам и шлюхам, которых солдатам приходилось отгонять пиками, ведь они так и норовили броситься под копыта лошади, лишь бы прикоснуться рукой к королеве. Во всех церквях звонили колокола, и, растревоженные звоном, взмывали в синее небо белые голуби. На ступеньках великолепного готического собора стоял епископ в окружении клира в торжественном облачении, а ниже, выделяясь особенно ярко на фоне светлых риз, темнела одинокая фигура — Его величество король!
Все замерли, и воцарилась мертвая тишина, когда Мария-Луиза подъехала к собору. Вот-вот должна произойти знаменательная встреча, и супруги впервые посмотрят друг другу в глаза. Улыбка сбежала с лица Марии-Луизы — настал тот самый миг, которого она так страшилась. С короной на голове, с сияющим орденом Золотого руна на груди, невысокий Карлос казался скорее хрупким и беззащитным в пурпуре своей королевской мантии, чем страшным и опасным. Его бледное продолговатое лицо таило в себе печаль, а не злобу, и печаль эта была глубокой и неизбывной. Однако при виде прекрасной девушки, которой слуги помогали спуститься с лошади — ее торжественный пышный наряд доставлял им немало трудностей, — король сделал шаг вперед, потом еще один... Но вот Мария-Луиза оказалась на земле, вот она уже опустилась перед королем в изящнейшем реверансе, и тогда бледно-голубые глаза навыкате засветились, а пухлые алые губы тронула улыбка. Король наклонился, взял юную супругу за руку, помог ей подняться и привлек себе, одарив поцелуем. Он стал похож на маленького мальчугана, который в рождественское утро получил лучший подарок на свете, и тогда все услышали его странный, низкий, хрипловатый голос, которого почти никто не знал:
— Mi reina!.. Mi reina!.. — воскликнул он с восторженным придыханием.
Карлос снова взял нареченную за руку и уже не отпускал ее даже во время венчальной мессы. И, хотя он отличался крайней набожностью и неукоснительно исполнял все обряды, на этот раз он не сводил глаз с Марии-Луизы, которую отныне он будет всегда называть именно так, и смотрел на нее с таким откровенным восхищением, и был так очевидно и страстно влюблен, что она не могла не ответить ему улыбкой. Улыбкой пока еще робкой, неуверенной и смущенной, от которой он приходил в еще больший восторг.
После венчания королевский кортеж направился в монастырь Лас Уэлгас, где молодые разговелись от поста, обязательного перед причастием, и аббатиса подарила молодым супругам хрустальную чашу, оправленную в золото, на золотом же подносе. Потом они поехали в старинный королевский дворец, где их ждал праздничный ужин, а после ужина — бал. На балу королева показала все свое изящество и искусство, исполняя танец ача, которому маркиз де Лос Бальбасес обучил ее во время путешествия. Долгий день завершился в королевской опочивальне, куда придворные дамы проводили Марию-Луизу, охваченную немалой тревогой, которую она не могла скрыть. Двери за ней затворились, оберегая ночные тайны, ни одна из которых не просочилась за пределы супружеских покоев. На следующее утро лицо молодой супруги было спокойным и бесстрастным — что таилось под этой маской, разгадать не могли ни ее кормилица, ни подруга детства, Сесиль де Невиль, за время долгого путешествия подружившаяся и с Шарлоттой.
Сесиль де Невиль, миниатюрная брюнетка с острым носиком и чудесными серыми глазами, обычно вела себя скромнее мышки, но мгновенно преображалась в злобную фурию, если нужно было встать на защиту близкой подруги или просто симпатичного ей человека, уж не говоря о любимой всеми силами ее души принцессе, чью судьбу она, почти не таясь, оплакивала всю дорогу, едва кортеж покинул Фонтенбло.
Привязанность к Марии-Луизе и сблизила ее с Шарлоттой, тоже искренне сочувствующей своей несчастной госпоже. Но окончательно сдружил их странный случай, произошедший в Бордо, когда после празднеств и торжественного ужина обе они просидели ночь в спальне королевы Испании по обе стороны ее кровати, а та безутешно рыдала, задыхаясь от слез. Да и как было не рыдать? На своем туалетном столике, готовясь ко сну, юная королева обнаружила анонимное письмо, которое источало злобу и было переполнено орфографическими ошибками. Автор записки советовал ей как можно скорее найти себе убежище в монастыре и ни в коем случае не пересекать границы, потому что в Испании ее ждет только дурное обращение короля и ненависть испанцев, в том числе и придворных. Все испанцы единодушны в своей неприязни к Франции и не остановятся ни перед чем, чтобы избавиться от Марии-Луизы.