Яд для королевы
Шрифт:
— Неужели глава моей королевской полиции так нестерпимо стремился увидеть чудеса Версаля, что я вынужден принимать его даже в столь поздний ночной час? Вы могли бы предупредить меня о своем посещении заранее, и я отдал бы соответствующие распоряжения.
Тон был шутливым, а не сердитым, в нем звучало расположение, и на секунду, на одну лишь короткую секунду, вестнику дурных новостей стало легче.
— Я и в самом деле, сир, вижу вокруг себя только чудеса, достойные величия прославленного государя и прошу Его величество простить того, кто возымел дерзость проникнуть в сказочный дворец в разгар праздника. Но, к моему прискорбию, ревностные судьи прервали свою работу, так как продолжать
Король недовольно нахмурил брови.
— Суд прервал работу? Не может ее продолжать? Что за странные вещи я слышу, месье де ла Рейни! Вам придется дать мне объяснения...
— Я готов, сир... К моему величайшему сожалению, последние показания гадалки Филястр, дочери Вуазен, и священника Гибура оказались столь ужасающими и серьезными, и они затрагивают лично вас, Ваше величество, что невозможно не оправдать сомнений судей,
которые не решаются по собственной воле углубиться в бездну преступлений и пороков, которые отверзлись перед ними.
— Но я, кажется, дал вам полномочия расследовать любые преступления, невзирая на чины и титулы! Мы уже слышали, как называли имена очень высокопоставленных особ, в том числе и тех, которые имели к нам непосредственное отношение, и вам было дано право судить их. Что же теперь?
Де ла Рейни открыл сафьяновый портфельчик, который до этого держал под мышкой, и вытащил из него тоненькую папку.
— Появились имена, которые я отказываюсь называть вслух, сир. Но если Ваше величество соблаговолит просмотреть несколько страничек...
Король вперил испытующий взгляд в глаза верного слуги, и тот, не дрогнув, выдержал его.
— Неужели такой степени важности?
— Именно так, сир. И вы не можете себе представить, как горько мне исполнять свой долг, который вынудил меня явиться сюда в столь поздний час.
— Не сомневаюсь ни единой секунды. Я никогда не видел, чтобы вы бледнели, как мел. Подайте мне бумаги! И сядьте сами вот здесь.
— Сир! Почтение к Вашему величеству...
— Не знаю, что останется от вашего почтения, если вы в моем присутствии лишитесь сознания. Сядьте на этот табурет и дайте мне возможность спокойно ознакомиться с привезенными документами.
Де ла Рейни с величайшей благодарностью опустился на табурет — сколько он себя помнил, он ни разу еще не чувствовал себя так скверно. Он не первый год был знаком с Людовиком и знал, насколько тот непредсказуем... Удар, который наносили ему эти показания, был настолько жесток, что даже тот, кто доставил эти показания, мог поплатиться за них пожизненным заточением. По мере того как король читал, он становился все бледнее, брови сошлись у него на переносице, черты лица обострились. Минута текла за минутой, становясь все весомее, все тяжелее, наконец, Людовик закончил читать, закрыл папку и положил на нее руку.
— Все судьи знакомы с этими показаниями?
— Нет, Ваше величество. Только несколько человек. Самые преданные вам слуги, чья верность не раз была испытана. Но решение о прекращении работы мы принимали все вместе.
— Эти показания были получены под пытками?
— Не все. Старый демон Гибур, как мне кажется, получает извращенное удовольствие, перечисляя все свои кощунственные преступления.
— Кто еще слышал эти признания, кроме судей? Я имею в виду палачей.
— Палачи прекрасно знают, сир, что им грозит в случае, если они нарушат клятву молчания. Но на всякий случай я приказал затыкать им уши расплавленным воском.
— Писец?
— Я сам записываю показания.
Несколько секунд протекли в молчании, потом король вновь заговорил:
— Вы хорошо мне служите, месье де ла Рейни, и я сумею отблагодарить
— Так оно и есть, сир, никаких копий.
— Уже поздно, и я сейчас распоряжусь, чтобы вас проводили в комнату, где вы могли бы отдохнуть. Увидимся завтра. После утренней мессы вы получите мои распоряжения.
— Всегда к услугам Вашего величества.
Де ла Рейни низко поклонился и вышел из кабинета, пятясь, как это полагалось по этикету. За порогом его уже ждал Бонтан, главный камердинер короля, чтобы отвести по секретной лестнице [56] , минуя королевские покои, в небольшую комнатку под самой крышей, еще пахнущую свежей краской.
Оставшись в одиночестве, король Людовик ХIV погрузился в размышления, так и не сняв руки с папки, словно королевская рука могла удержать поток зловонной и кровавой грязи, которая в ней таилась. Потом он встал и приказал позвать к себе маркиза де Лувуа.
56
В стенах Версаля существует много потайных лестниц и коридоров. (Прим. авт.)
Из двух великих министров, Кольбера и Лувуа, которые вспоминаются первыми, когда речь заходит о царствовании Людовика XIV, Лувуа был причастен как к самым интимным секретам лично государя, так и к главным государственным тайнам. По рождению он принадлежал к служилой аристократии, отцом его был знаменитый Мишель Летелье, министр и канцлер Франции, и он был двумя годами старше короля, которому служил с отрочества. Получив в сорок лет пост государственного секретаря по военным делам, он полностью реформировал армию, построил казармы — до этого солдат и офицеров расселяли по частным домам! — и стал следить за здоровьем войска. Вместе с Вобаном [57] он разработал новые типы укрепленных фортов. По его распоряжению был построен Дом Инвалидов, где могли доживать свои дни израненные и покалеченные старики-солдаты. И, наконец, невзирая на то что Париж находился в ведении его врага и соперника Кольбера, он возглавил судилище, заседавшее в Арсенале, ведя все дознания и расследования... Был он среднего роста, крепкий, широкоплечий, со склонностью к полноте и с завидным аппетитом к жизни. Любил охоту, женщин, обильную и вкусную еду, — словом, все то же, что и король. А еще обожал грубые шутки, над которыми, случалось, хохотал один. Человек высокомерный и грубый, он не знал, что такое снисходительность, зато мог проявить беспримерную жестокость. С мадам де Монтеспан они были близкими друзьями.
57
Себастьен ле Претр де Вобан (1633—1707) — наиболее выдающийся военный инженер своего времени, маршал Франции, писатель. Выстроенные им крепости объявлены Всемирным наследием человечества.
Как только Лувуа появился перед Людовиком, тот молча протянул ему папку с опасными бумагами, но сесть его не пригласил, зная, что тот прочтет все бумаги в один миг. И, действительно, Лувуа прочитал их мгновенно.
— Ну, что вы на это скажете? — спросил король.
— Что можно сказать, сир? Нужно разобраться, сколько здесь лжи, а сколько правды. Страх перед пытками и сами пытки могут выжать признания, которым не слишком стоит доверять. Желание отомстить тоже приводит к тому, что люди стараются очернить кого угодно. А мне кажется, дочерью Вуазен владеет именно стремление к мести.