Яд на крыльях бабочек: рынок чувств
Шрифт:
О схеме поведала брюнетка, вступив в разговор с Павлом и продолжая шарить по поляне – в настоящий момент я слышала её тяжёлое дыхание возле своей головы и шуршание в недрах поклажи. По всей вероятности, сейчас она погрузила руки в мой рюкзак.
Ох! Неприятные у меня предчувствия, но выводы, пусть и напрашивались сами собой, даже из услышанного, всё равно преждевременны. Мало установить схему, нужно установить причину, устранить её и только тогда найти выход из проблемы. Но Павел и брюнетка продолжили развивать тему и строить предположения на собственный лад. Ну и пускай. Как говорится: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.
Павел добудиться меня так
Брюнетка попыталась растолкать Каторжника, которого она окрестила Хмурым здоровяком. В коротком разговоре с Павлом они распределили обязанности по приведению остальных людей в чувства, пока пришедшие в себя с громкими неприятными звуками в ближайших кустиках извергают всё завалявшееся в желудке. Выходило, что клеймёный тоже очутился здесь, и сделанная инъекция подействовала на нас обоих одинаково.
Моментально вспомнились глаза парня, его руки. Снова услышала аромат его кожи. Всё было невероятно родным, пусть и прочно забытым. И не понятно, сколько времени потребуется, чтобы, поковырявшись в завалах прошлых событий, припомнить все обстоятельства нашей встречи. Странно, что тело, сердце и подсознание среагировали на этого отсидевшего убийцу, как на что-то безопасное, а память никак не желала подкидывать варианты. Вот пустота и всё тут!
Незнакомцы вокруг меня стали поочерёдно оживать. Парами – что невероятно само по себе даже для «Ниндзя», и меня сразу начали терзать смутные сомнения, но их можно развить в изложении нового романа, а пока придержу при себе, высказав предположение, что укрощение туманной органики и перевод в новое качество всё же состоялось. И ещё одна пометка для запоминания: идеальная синхронность сама по себе мало реалистична и особенно для человеческих существ, и потому не в этом ли состояла уникальность момента для «Ниндзя»?
Пассажиры стонали, затем слышались шлепки о землю, что свидетельствовало о том, что вертикальное положение давалось с первого раза не всем. Всего, по моим подсчётам, нас было: трое девушек и пятеро мужчин.
Если измерять количество относительно пришедших в себя шкалой оханья, то всего очнулось шесть человек, а двое – я и Каторжник – находились в отключке. Вернее: я просто двигаться не могла, а насчёт уголовника не уверена. Судя по звукам, доносившимся до меня, некоторым из пассажиров пришлось забраться в кусты и отдать проглоченную ранее пищу природе не самым приятным способом.
С ворчанием вернулись двое, что очищали желудок.
Из услышанного от выживших и очнувшихся за пролетевшие три минуты – внутренний хронометр меня никогда не подводил! – удалось почерпнуть следующее: лес безумный из-за смешанности растительности и вычищен даже от веток; поляна неестественно круглая; насекомых действительно нет, и мне не показалось; из воняющих существ только мы – двуногие; зверья не видно, лишь доносятся трели птиц; пассажиры живы, но нас немного.
Поддавшись общей эмоции, я мысленно выругалась, и меня можно понять: ведь информация подтверждала изначальные опасения.
Из глубин памяти донёсся голос, такой же нереальный, как и сюжет моих редких снов. Я слышала его у себя в голове с самого рождения, когда ситуация казалась неразрешимой или опасной. Он успокаивал, помогая прийти в себя. Сейчас выглядел стихотворной строчкой из детской передачи, где малышам давали вредные советы: «Подчас враги вокруг толпятся,
Я в глубине души улыбнулась строчкам и тут же вспомнила о «Галатее» – моём личном лайнере. Она висела сейчас в глубоком космосе, недалёко от орбитальной станции и не «отсвечивала», чтобы её не засекли корабли. И у неё явно вышло сидеть с опущенным новым защитным занавесом, который я прикупила для «девочки» по случаю и за сумасшедшую цену. Любила я «Галатею», потому что являлась для неё Пигмалионом. Стоило очутиться в ложементе, программа считывала татуировки, запускала своё «сердце» и отворяла мне врата искусственного сознания. Корабль становился моим телом, а я – ключом к его кодированной душе.
1
Татьяна Хмельницкая.
Но до срока судно мне точно не поможет, потому что получило приказ не вмешиваться, а сопровождать до пункта назначения, следуя курсом лайнера, на котором я прибыла на Паксидею. Умница-девочка, на дежурстве, но выдавать себя не станет, как и лезть поперёк батьки в пекло. А батька у нас кто? Верно: он у нас военный флот ФСБЗ и иже с ним специальные боевые бригады «Дрязг».
Спрашивается: как моя чрезмерная осторожность совместима с работой блогера, странствующего по убийственным мирам? Ответ такой: вот потому и лезу туда, куда просят за большие деньги, оттого что без стопроцентной страховки я свой филей из домашнего кресла не подниму. Она была и сейчас даже двойная: в официальном режиме и неофициальная, за мои личные средства. Существовал ещё вариант – третий, который сработает обязательно, но им я пользоваться не желала принципиально, потому что он являлся гранью моей человечности. Ой, да ну ещё об этом думать! Два типа – и всё!
Павел и брюнетка предприняли реанимационные действия в отношении меня, а некто третий с бархатным голосом предложил свою помощь.
Судя по тихим разговорам и командам, а затем мерному надавливанию мне на грудную клетку ладонями, глубокому вдоху в мой рот воздуха, около меня остались тот самый сладкоголосый и одноклассник, а брюнетка и ещё кто-то занялись бывшим заключённым.
А где-то в вышине щебетали птицы, и призрачные кущи существовали собственной неугомонной и деловой жизнью.
– Пульс теперь прощупывается хорошо, – бросил Павел, загородив свет и став широкой тенью для меня.
– Она уже приходит в себя, – ответил второй. – У неё на груди небольшой шрам – странно, что она его не убрала, но это свидетельствует о том, что у неё была операция по пересадке лёгких. Полагаю, они модифицированные, и Агата Фатум во время катастрофы надолго задержала дыхание, оставаясь в сознании. Произошли изменения. Обратимые. Не волнуйся. Теперь долго приходит в себя. Как там молодой человек?
Я оставила шрам, как напоминание о собственной глупости и о человеке, которого она погубила. Это произошло в одной из поездок, но книгу писать о том приключении не стану – больно. Бледно-розовая аккуратная полоска – личный гештальт без права на искупление.
– Хмурого откачали! – крикнула в ответ брюнетка. – У этого, наверное, тоже пересадка была! Но шрамов нет. И он не в состоянии открыть глаза.
– Что ж… Вот и отлично, – выдохнул обладатель приятного голоса, и я почувствовала, что человек поднялся и отошёл от меня, превращаясь из густого тенистого пятна в яркое телесно-розовое покрывало век.