Яд-шоколад

Степанова Татьяна Юрьевна

Катя посмотрела на часы на стене кабинета — обеденный перерыв. Нет, обедать она уже станет там, на Таганке. После посещения салона.

Глава 37

Сплетник

По пути к Таганке Катя открыла на планшете Google-карты и просмотрела Товарищеский переулок, как и Пыжевский. Очень похожие места — тихий ухоженный уголок с купеческими особняками. Вывеска «Студия загара» красовалась на двухэтажном доме приятного голубого цвета, однако с решетками на окнах.

Катя

решила, что в таком тихом месте напор и наглость — лучшее оружие. Открыла дверь, как и в Пыжевском, звякнул колокольчик.

Холл поделен на две половины стойкой рецепции — правая уводила собственно в студию загара, оттуда как раз вышли две девицы — обе в кожаных штанах, с косичками-дредами. Одна говорила другой:

— Сразу после загара делать нельзя. А жаль, Сашка Голощапов как раз из отпуска вернулся, он это делает потрясно. Никакой боли, машинкой просто гладит, и он — супер! Любой орнамент изобразит, какой закажешь.

У стойки рецепции переминался с ноги на ногу молоденький паренек, он с восторгом и страхом разглядывал фотографии на стене, на которых красовались в основном обнаженные парни бравого вида и девушки явно нрава крутого, покрытые сложнейшими татуировками на самых разных частях тела.

Тут же висели кумачовые лозунги: «Галерея наших работ. Тату любой сложности!», «Орнаментал и маори, трейбл и Полинезия, чикано, анимэ и другие узоры!».

Лозунг над рецепцией гласил: «Тут не украшают тело. Здесь укрепляют дух!» За стойкой царил могучего вида менеджер в майке-алкоголичке, весь буквально испещренный узорами татуировки от самой шеи до… дальше все эти чудеса скрывали джинсы в облипочку.

— Не дрейфь, — говорил он пареньку, — раз решил, надо делать, а то чего пришел тогда? У Голощапова четверг свободен с шести до восьми, я тебя запишу, лады? Голощапов один на всю Москву, больше никто так не сделает, как он. Так лады?

Паренек что-то промямлил, видимо, он пока еще трусил татуироваться.

— Другие узоры это что? — с ходу нагло спросила Катя. — Готикой занимаетесь?

— Смотря какой, — менеджер повернулся к ней, — Александр Голощапов наш мастер, наш великий художник.

— Меня друзья с Пыжевского прислали, — сказала Катя.

— Откуда?

— Из «Туле». Только я хочу поговорить с вашим Голощаповым сначала.

— Он занят. Медитирует перед сеансом.

— Ты что, глухой? — дерзко спросила Катя. — Не слышал, кто меня прислал? Два раза, что ли, повторять?

Менеджер подумал секунды две, потом позвонил по мобильному.

— Налево по коридору до конца. Студия, а рядом комната для медитаций.

Катя, громко стуча каблуками, промаршировала по коридору. Студия — дверь открыта и у самой двери аппарат «сухожар» для стерилизации игл и инструментов. Дверь соседней комнату закрыта. Катя не стала даже стучать, просто толкнула дверь кулаком — бах! (Кулак от такого молодечества

потом адски болел, конечно, но дело, как оказалось, того стоило.)

В крохотной комнатке с кожаным диваном, низким столиком и зарешеченным окном на диване полулежал толстый мужчина неопределенного возраста. На столике — рюмка и ополовиненная бутылка дорогого французского коньяка. Он был сильно пьян.

— Медитируете, Голощапов? — опять же с ходу по-свойски осведомилась Катя. — Недурненько устроились.

— Присоединяйтесь, прекрасная незнакомка, — пьяненький художник тату расцвел широкой улыбкой. — Так вас фашисты прислали? Все клубятся они там, в Пыжевском, пузыри-то еще пускают?

— Пускают пока, — Катя села в кресло и нагло положила свои стройные ноги, обутые в изящнейшие туфельки на шпильках, прямо на стол.

— Коньячку? — предложил Голощапов галантно.

— Нет. И вам пока хватит. Угадали вы, я по поводу фашистов с Пыжевского. Читать еще не разучились?

— А что?

Катя сунула ему под нос свое удостоверение. Голощапов вперился, потом воскликнул: «Ох, ё!!» и сразу же сел на диване прямо, то есть попытался.

— Вам ведь не нужны неприятности, — сказала Катя.

— Нет, конечно, я…

— Вы просто художник, мастер тату, такой, что один на всю Москву и просто супер, — Катя старалась произнести весь этот комплимент с довольно зловещей интонацией. — И неприятности вам на кой черт?

— Точно, на кой черт. А что собственно я…

— С группой «Туле» давно дела ведете?

— Нет, то есть да… татуировки… делал им, этим Рейнским романтикам, у них так принято. Это же просто тату… искусство и мода…

— Так давно?

— Несколько лет.

— Два года назад?

— Да, и раньше.

— Мы убийства расследуем серийные. Вот заинтересовались татуировками «Туле». Это ведь не готика даже, это новоизобретенные символы на основе гальдраставов, — выдала Катя (не зря, ой не зря слушала тогда консультацию профессора этнографии!) — Плоды творчества графиков из СС.

— Я это не пропагандирую, у нас и в прейскуранте цен нет, — Голощапов покачал головой. — Но клиенты иногда заказывают тату по своим эскизам. Эти из «Туле» всегда только по своим и весьма конкретно. Фотки показывают, рисунки, требуют, чтобы все было точно.

— Момзена Дмитрия вы расписывали?

— Димона? Я, — Голощапов внезапно протрезвел. — Только это… знаете, что мне будет, если он узнает, что я вот так с ментом откровенничаю?

— Не станете сотрудничать, салон закроем, а вас привлечем к уголовной ответственности за пропаганду нацистской символики, — сказала Катя. — И это не угроза, это реальность. Вы не слишком окосели, чтобы это осознать?

— Не слишком окосел, — толстяк протрезвел совсем. — Слушайте, я просто художник, наношу любой орнамент на тело клиента, который мне заказывают.