Яд-шоколад
Шрифт:
Все пришли в такой восторг, что даже…
Свинья… да, свинья свалилась со шкафа и разлетелась вдребезги…
И отправилась гулять по свету… И остальные тоже…
Давайте играть в людей, это всегда интересно!
Чей гибок был стан, чей лик был румян, лежит бездыхан…
Я встал на колени… О-о-о-о-о, пусть его тени приют будет дан…
Там, в светлой, светлой, светлой сени
А она смотрела на них — среди тех, кто в аудитории, те пятеро и один.
Пять девушек и парень. Та из них, что лишилась глаз, пришла в темных очках, чтобы не пугать окружающих.
Они все о чем-то ее спрашивали, задавали вопросы, их интересовала лишь лекция, поэты Плеяды, поэзия трубадуров, но она… она, Мальвина, которая снова была собой полной, не расщепленной на части, слышала лишь их предсмертные крики.
Как же страшно они кричали…
Нестерпимо…
Никакого приюта…
Никакого света…
За это за все.
Мальвина это поняла. И приняла — в последний свой миг она протянула руки темноте.
Глава 46
Феномен
Порой с течением времени некоторые события представляются еще более удивительными, чем даже в самый первый момент. Хотя и тогда они поражали воображение.
Катя осознала это в ходе своей работы над многострадальной статьей для толстого журнала МВД.
Совершенно небывалая вещь — готовую статью она понесла на рецензию не редактору, нет, а полковнику Гущину, который сроду, кажется, не брал в руки толстых журналов министерства.
Но эту статью он прочел.
За рецензией Катя зашла через два дня.
В окнах просторного гущинского кабинета — первые отблески заката над Никитским переулком.
— Дед наш слег от расстройства, — это было первое, что сообщил Гущин. — Светило психиатрии Давид Гогиадзе. Простить себе никак не может, что проворонил редчайший феномен психиатрии — расщепление личности. Говорили ведь мы ему — так нет, своим авторитетом попер. Если бы тогда во время гипноза…
— Нет, Федор Матвеевич, — Катя покачала головой. — Разве вы не понимаете, с кем мы имели дело? Андерсен не появился бы тогда, никакой гипноз не заставил бы его показать себя нам тут, в полиции. Это означало раскрыть себя, свою тайну. Но не этого он боялся даже. Он страшился, что из-за его появления пострадает Мальвина. А Ласточка его так боялась… она тоже не посмела показать себя тогда.
— Но ты вот в статье пишешь, и я это тоже теперь знаю по материалам дела — Мальвину все эти два года мать Вера Сергеевна держала в частном санатории — лечебнице в Швейцарии. Психиатры тамошние все наблюдали, весь этот феномен. Делали ей это… как называется?
— Электростимуляцию правого бокового сегмента префронтальной коры головного мозга, — сказала Катя. — Я со специалистами из Института Сербского разговаривала — это такой метод лечения воздействия на мозг. Они пытались таким образом разрушить эту третью личность, столь опасную. Но даже это Андерсена не смогло уничтожить, отделить от Мальвины. Он слишком сильно был к ней привязан. Он слишком
Гущин смотрел на огни заката.
— Или магия, или чертовщина, или наука психиатрия, а может, все вместе, — произнес он. — И все это называется психический феномен… Расщепление личности на личности. Если бы сам своими глазами не видел и своими ушами не слышал, наверное, не смог бы поверить тоже. Так что не виню нашего дедулю-профессора за его скептицизм. От него мировая слава под конец уплыла, а мы дело раскрыли. Такое дело…
— Хорошо, что ее мать и брат начали давать правдивые показания, мы без их пояснений все равно бы как в потемках блуждали, Федор Матвеевич.
— Это, как ни странно, адвокатов Веры Сергеевны надо благодарить, — хмыкнул Гущин. — Они ее и Феликса уговорили, как только результаты токсикологической экспертизы пришли и стало ясно, что в тех конфетах, которыми она Мальвину… всю их троицу накормить решила напоследок, никакой не яд, а салициловая кислота.
— Вот этот момент я еще для себя не прояснила, как это получилось?
— Когда они отравить ее решили — не только мать и Феликс, а все они — вся семья, весь клан, как ты тут правильно пишешь — их клан, — Феликс обратился к тем, у кого он обычно наркотики покупал, попросил достать пистолет и яд мгновенного действия. Но те, видно, перетрухнули — одно дело кокаин толкать, другое отраву. Да яд к тому же еще найти надо. А они искать не стали, всучили Феликсу под видом яда салициловую кислоту. Феликс с матерью начинили этим шоколадные конфеты перед тем чаем. Когда Мальвина их поела в достаточном количестве, ей обожгло желудок, вызвав боль. В тканях ее тела не обнаружено яда, не яд стал причиной смерти, а выстрел. Как только адвокат растолковал все это Вере Сергеевне, объяснил, что за покушение на убийство с негодными средствами — так ведь это называется, осудить кого-либо практически невозможно, и посоветовал сотрудничать со следствием, она смекнула, что давать показания в ее же интересах. И главное, в интересах ее…
— Феликса?
— Нет, — Гущин покачал головой, — фабрики. Ее шоколадной фабрики. Разве ты не поняла, с кем мы имеем дело в лице Веры Сергеевны?
— «Царству Шоколада» все равно теперь конец, — заметила Катя. — Я специально справлялась в Интернете — после всего, что открылось, после всех этих публикаций по материалам расследования, их продукцию — шоколад и конфеты — магазины больше не заказывают. Федор Матвеевич, а я вас давно спросить хотела.
— О чем?
— Как вы тогда приехали так вовремя и так неожиданно туда, на Святое озеро?
Гущин покосился на Катю.
— Хоть тут успел, — хмыкнул он. — А то те два года… Когда стало ясно, что мать — не Мальвина даже, а мать Вера нам солгала по поводу лекций дочери и ее образования, я… в общем-то ложь невеликая, но… Меня словно что-то толкнуло — езжай разберись сейчас же. Ты ведь туда совсем одна отправилась… Но я до самого конца не мог предположить, что дело обернется вот так.
Катя кивнула: да, феномен…
— В общем, как я сейчас понимаю из показаний Веры Сергеевны, Феликса, Надежды, ее мужа Романа Ильича — всех их, всей семьи, дело это началось давно. Сначала появилась Ласточка, и это произошло с Мальвиной еще в школе. Ей там несладко приходилось — сверстники доводили до истерик.